Рукопись Бэрсара

И опять словно мягкий шелест в мозгу, дуновение мысли. Какие‑то мысли пролетали рядом со мной. Фоил сердито топнул ногой, табун повернул и умчался.

Поссорились?

‑ Немного, ‑ с улыбкой ответил Ортан. Улыбка взрослого человека, который смотрит на ссору детей. ‑ Вожак сказал, что Фоил делает то, чего не надо делать. А Фоил ответил, что в табуне есть белый теленок. ‑ И отвечает на мой молчаливый вопрос: ‑ Это значит, вожак не заботится о табуне. Он позволил самкам есть плохую траву. ‑ И опять в его голосе и во взгляде спокойная твердая нежность. ‑ Фоил будет хорошим вожаком.

‑ По виду он молод.

‑ Да. Он еще ни разу не дрался.

Мимолетное темное облачко: печаль или тень тревоги? ‑ но оно уплыло, и снова светло.

‑ Если все будет хорошо, когда мы доберемся до моря?

‑ Дней через десять. Но все хорошо не будет.

‑ Все хорошо не будет, ‑ сказал я ей, и смутная тень на душе вдруг превратилась в мысль. Это была одинокая мысль ‑ такая же, как в Хаосе. Она пришла откуда‑то изнутри, чужая, чуждая Сообитанию, людская.

Общее хотело, чтоб я привел их сюда.

Я улыбнулся Элуре и отошел от них. Я не хочу, чтобы в ней просочилась моя тревога.

Мы не прорвались через Границу ‑ нас пропустили. Просто нас слегка попугали, чтобы я не успел усомниться и не вернулся назад.

Я незаметно ускорил шаг, они далеко позади, но это не страшно, я открыт, я чувствую все вокруг. Мир наполнен и пуст; ха зеленой чертой горизонта тугое движение, жаркое беспокойство ‑ скоро Трехлуние, все готовятся к брачной поре. Но это там, далеко, а здесь тишина. Это значит: Сообитание уволит от нас живое, чтобы мы не сумели нарушить закон.

Общему нужно, чтобы я привел из сюда. Почему? думаю я. Если Общее хотело того же, что я, почему для меня закрылась Общая Память? Для чего был нужен обман в Границе?

Оно хочет совсем не того, что я. Оно знает, если бы я понимал, чего оно хочет, я бы не стал приводить их сюда.

Холодные, неприятные мысли ‑ мертвые и тяжелые, будто камень в мозгу. Общее не может так со мной поступить. Между разумными невозможен обман. Сообитание может так поступить со мной. Оно начало Изменение, включая в себя людей, а когда идет Изменение, Сообитание подчиняет себе даже Общую Память.

Почему я это знаю? думаю я. Как я могу это знать? Неужели я все‑таки связан с Общим?

День был долог и безмятежен. Мы шли по красивому, очень пустому краю, Ортан был молчалив, Фоил вдруг присмирел, и уже не носился вокруг, а степенно шагал рядом с нами.

Странно, но я совсем не верю в опасность. Мне хорошо и спокойно, словно все уже сбылось и нечего больше желать.

Это неправильно, думаю я лениво, что‑то не так. Надо...

Мне ничего не надо. Только идти и молчать, пусть вечно будет покой, тишина и чувство, что все уже сбылось.

Норт и Илейна взялись за руки, молчат и идут, как во сне.

Сон, думаю я, надо стряхнуть, но я не могу, так хорошо во сне...

Ортан остановился и поднял руку. Он стоит, огромный и черный, рассекая желтый закат. День ушел. Но куда он ушел? Почему он кончился так внезапно?

‑ Здесь вода, ‑ говорит Ортан. ‑ Останемся тут. Погоди, ‑ говорит он мне. ‑ Будет ночь. Мне надо беречь силы.

Будет ночь, и небо уже догорело; посерело, обуглилось, разлетелось брызгами звезд. Выше, выше, совсем высоко, темнота и звезды, и остренький лучик света, одинокая блестка огня. Белая искра, сияющий шар, огромное, медленное, серебряно‑голубое. Оно опускается, опустилось, впитало зелень травы и голубые отблески неба.

Корабль, подумала я удивленно. Значит, он был? Какой большой! Давным‑давно... Я чувствую это давно, между днем корабля и ночью, в которой мы, словно бы пласт времени, тугой и прозрачный. Нет! Живая, упругая, добрая плоть; она обступает и обнимает меня теплым кругом мгновенных существований. Я есть, мы ‑ есть, тогда ‑ и теперь, давно ‑ и сейчас, никогда ‑ вечно.

Живущее время в одновременности бытия, и мне почему‑то совсем не страшно, хоть рядом со мной те, что умерли так давно, что видели это своими глазами. И те, что живут сейчас ‑ они тоже рядом со мной и смотрят со мной сквозь время глазами тех, кто умер.

‑ Общая Память, ‑ сказал мне кто‑то. ‑ Осторожно, Элура, ты входишь в Общую Память. Я рядом, сказал он, не бойся. Я сумею тебя закрыть.

‑ Кто вы? ‑ спросила я у тех, что вокруг, и они ответили.

‑ Общая Память. Мы ‑ те, что живут и жили. Не бойся, Это было давно.

Этот было давно, и мир вокруг корабля менялся. Словно в сказке, исчезла зелень травы: черная раненная земля, а на ней ‑ поверх боли душная корка. Серая каменная броня, серые домики ‑ будто из‑пол земли, серые тени странных чудовищ. Живые ‑ но не живые, словно бы разумные ‑ но не способные мыслить. Они изменяют мир и убивают; тысячи смертей безвозвратных и бесполезных, потому что они ничего не дают живым, потому что смерть уносит, не забирая, тех, кто должен оставить потомство, и тех, кто не должен.