Рукопись Бэрсара

‑ Я все понимаю, ‑ говорит она, и голос ее холоден и спокоен. ‑ Это ты кое о чем забыл. Мы все последние, ‑ говорит она, ‑ и поэтому каждый из нас бесценен. Я не могу пожертвовать Нортом, чтобы спасти Илейну и себя. Ты можешь уйти, ‑ говорит она, ‑ и будешь чист перед вашим законом. А мы или мы все спасем, или мы все умрем. По‑другому не будет.

‑ Неужели ты думаешь: я тебя брошу?

‑ Нет, ‑ говорит она. ‑ Но если ты не в силах сопротивляться, если э_т_о_ сильнее тебя, мы тебя бросим. Я люблю тебя, ‑ говорит она, ‑ но я не встану между тобой и твоим миром.

Они, все трое, глядят на меня, и я безрадостно отвечаю:

‑ Не торопись, Элура. Я постараюсь.

‑ Я ухожу в темноту, ‑ говорю я Элуре. ‑ Откройся и слушай, я не смогу говорить.

И я, ломая себя, опустился вниз, в безумную красную тьму Трехлунья. Ярость, страх, желание, смерть. Голод, желание, смерть. Смерть. Смерть. Смерть.

Смерть стеной окружила нас. Смерть в траве ‑ голос, удар, ‑ можно сделать еще один шаг. Смерть наверху, нет правее, короткий свист, еще один свист ‑ и снова просвет, и можно идти. Далеко. Много. Очень много. Нет. Холмы. Утес. Мы бежим. Ближе. Скоро совсем близко. Надо утес. Вот он, утес. Отвесный. Я поднимаюсь. Руки видят трещины в камне. Веревка. Я поднимаю. Мы наверху. Налетело. Черная толща тяжелых тел. Ярость. Безумие. Смерть.

Можно выйти. Я не могу! Я должен подняться хоть ненадолго!

Мир вернулся. Как он прекрасен после жути багровой тьмы! Можно смотреть. Можно думать. А под утесом у наших ног бушует табун прекрасных этэи.

Уходите! кричу я им. Мы вне закона. Мы убиваем. Уходите, или я убью вожака!

Замерли. Вскинули головы. Смотрят.

‑ Уходите! ‑ молю я их. ‑ Я не хочу вас убивать!

Уходят. Ушли. Исчезли.

‑ Ортан! ‑ тихо сказала Элура, и ее ладонь скользнула в мою ладонь. Как хорошо, что они ушли!

Мы идем. Ортан ведет нас, как поводырь слепых, как следопыт отряд среди ловушек. Змеи кишат в траве, огромные птицы падают с неба. Я подбираю все стрелы, какие могу найти, но, опасаюсь, что хватит мне их ненадолго. Странно, но я совсем не боюсь. Не остается сил, чтобы бояться. Мысли‑приказы, короткие и сухие ‑ и мы замираем на месте или бежим. Лезем на скалы, взбираемся на деревья, Норту трудно, раны его болят, но он молчит, а я не даю поблажки: или мы все спасемся, или мы все умрем.

А если нас настигают, мы с Илейной выходим вперед. Мой самострел и ее кинжал это игрушки, но за нас закон ‑ смешной или мудрый? ‑ плевать, если он нас хранит! Переговоры, Ортан их убеждает, они рычат или воют и все стараются подобраться с тыла, но мы с Илейной начеку, и, если звери умны, они отступают. Какое счастье, что крупные звери умны!

А дважды было и так, что они бросались на нас. Тогда уж мой самострел, меч Норта, кинжал Илейны, и Ортан, который стоит полсотни таких, как мы ‑ и надо опять бежать, карабкаться, замирать, пока не представится случай передохнуть и наспех промыть царапины и обработать раны. Теперь мы все хороши ‑ и Норт, и Илейна, и я, и только Ортан не дал мне себя осмотреть, хотя и он, наверное, ранен.

И все‑таки мы продержались день, но, кажется, это все. Мы падаем от усталости, мы не стоим на ногах, не надо еды, не надо питья ‑ только сон...

Предвечерний час, час Перемирия Сумерек, и можно подняться из темноты, выйти и стать собой. И только тут до меня дошло, что мы уже пережили день. Этот день прошел, а мы еще живы. И еще я почувствовал: близко река. Целый день, не сознавая того, я вел их к реке, и теперь мы почти пришли и, наверное, проживем эту ночь.

‑ Элура, ‑ сказал я, ‑ если мы доберемся до реки, то проживем эту ночь.

‑ Хорошо, ‑ отозвалась она безразлично. И тоскливая мысль: еще идти.

‑ Ортан, ‑ сказал Норт; у него был тусклый, измученный голос. Боюсь... женщины не могут... идти.

‑ Еще немного. Если надо, я понесу Илейну.

‑ А Элура что, из железа?

‑ Я смогу, ‑ вяло скала она.

‑ Я тоже, ‑ вяло сказала Илейна.

Они сумели; Перемирие Сумерек нас хранило, и еще не совсем стемнело, когда мы пришли к реке. И я увидел то место, к которому шел: маленький остров, почти утес, посередине потока.

‑ Посмотри! ‑ сказал я Элуре. ‑ Там безопасно!

Но она отвела глаза и ответила неохотно:

‑ Ничего не получится, Ортан. Мы не умеем плавать.

И я улыбнулся, потому что только это и просто...

‑ Смотрите, ‑ сказал я им. ‑ Я покажу, как гвары переправляются через реки.

Я вышел к самой воде и запел Песню Моста. Я пел и уходил в глубину, в сочную зелень воды, в прохладную плоть потока. Я пел ‑ и вот шевельнулись на дне уснувшие водоросли моста, тугие зеленые плети _и_х_е_и_. Они поднимались со дна, шевелясь, как уснувшие змеи, и песня сплетала их, как сплетают корзину, как прохладной весной ветки сплетаются в спальный навес. Я пел ‑ и мост поднимался из глубины, и вот он лег на воду широкой зеленой лентой ‑ от берега к берегу через наш островок.

А когда мы прошли по мосту, я расплел ихеи и погрузил их в сон до самой весны. Теперь никто не сможет их разбудить, пока не минует зимнее Междулунье.

И вторая ночь Трехлуния расцвела над рекой.