Рукопись Ченселора

— Мне это кажется очень важным. Я даже не знаю, смогу ли объяснить вам, насколько это сейчас важно.

— Не надо ничего объяснять, — прервал его О’Брайен, опять обретя уверенность профессионала. — Говорить буду я. Помните, о чем я вас просил: не называйте себя, а из тех, кто приходил к вам, разговаривал с вами или к кому вас посылали, называйте людей, которых вы раньше совершенно не знали. Имена других сообщите мне позже, но в записи их быть не должно. Я не хочу, чтобы вас выследили. Говорите медленно, обдумывайте каждую фразу. Если возникнут сомнения, я пойму это по вашему взгляду. А теперь приступим. Только вначале я назову себя и обрисую обстановку. — Он нажал поочередно две кнопки на магнитофоне и заговорил уверенным голосом: — Эта запись сделана старшим агентом Куинленом О’Брайеном, номер 1712, восемнадцатого декабря, примерно в двадцать четыре часа. Человек, голос которого вы услышите, был приведен в кабинет ночного дежурного. Я приказал вычеркнуть его фамилию из журнала учета посетителей и докладывать мне всю информацию по этому делу со ссылкой на номер 1712. — О’Брайен сделал паузу и что-то занес в блокнот. — Считаю информацию, содержащуюся в этой записи, в высшей степени секретной и по соображениям сохранения тайны доверить ее кому-либо не могу. Полностью сознавая необычность используемого мной метода, я беру всю ответственность на себя. — Агент выключил магнитофон и взглянул на Питера: — Готовы? Начните с лета, со встречи с Лонгвортом в Малибу.

О’Брайен нажал кнопку — запись началась. Преодолевая сомнения, Ченселор повел свой рассказ. Говорил он медленно, пытаясь следовать указаниям этого человека, который теперь казался ему хорошо знакомым. Более того, он был в некотором роде продуктом его, Ченселора, вымысла. Куинлен О’Брайен — Александр Мередит. Адвокат. ФБР. Жена, дети. Люди, охваченные страхом.

По мере того как развивался рассказ Ченселора, становилось все более заметным удивление О’Брайена: он был потрясен теми эпизодами, которые рисовал Питер. При любом упоминании досье Гувера агент весь напрягался, руки его начинали дрожать.

Когда Питер заговорил о шепоте по телефону, по словам Филлис, пронзительном и зловещем, О’Брайен не смог скрыть своей реакции. Он в изумлении открыл рот, как-то странно выгнул шею и закрыл глаза.

Питер замолчал. Магнитофон продолжал работать. Агент открыл глаза, уставился в потолок, потом медленно повернулся к Ченселору:

— Продолжайте.

— Осталось совсем немного. Письмо вы уже читали.

— Да-да, письмо я читал. Расскажите о том, что случилось. О выстрелах, о пожаре, о том, почему вы сбежали.

Питер повиновался. И вот рассказ окончен. Он сообщил все. Или почти все. Не упомянул только об Элисон.

О’Брайен выключил магнитофон, потом прокрутил ленту и прослушал окончание записи, чтобы убедиться в ее чистоте. Удовлетворенный, он снова выключил аппарат.

— Хорошо. Вы рассказали все, что хотели. Теперь выкладывайте остальное.

— Что?

— Я просил вас верить мне, но вы кое-что утаили. Вы работали над романом в Пенсильвании. Потом вдруг приехали в Вашингтон. Зачем? Как вы сказали, исследовательская часть работы была завершена. Пять часов назад вы сбежали из горевшего дома на 35-й улице, а сюда пришли совсем недавно. Где же вы были в течение этого времени? С кем? Расскажите, Ченселор. Это важно.

— Нет, это не входило в нашу с вами договоренность.

— Какую договоренность? О защите? — О’Брайен со злым видом поднялся из-за стола: — Вы — глупец. Как я могу защитить вас, если не знаю, от кого защищать? Не обманывайте себя, защита и есть наша договоренность. Кроме того, мне или кому-то другому, с кем вы действительно хотели поговорить, потребуется примерно два часа, чтобы выяснить каждый ваш шаг после отъезда из Пенсильвании.

В логике агенту отказать было нельзя. И Ченселор вдруг почувствовал себя ужасным дилетантом, сидящим рядом с опытным профессионалом.

— Я не хочу вмешивать ее в это дело. Дайте мне слово… Она достаточно пережила.

— И все мы тоже, — заметил О’Брайен. — Ей звонили?

— Нет, но звонили вам, не так ли?

— Вопросы задаю я. Расскажите мне о ней.

Питер поведал печальную историю генерал-лейтенанта Брюса Макэндрю, его жены и дочери, которой пришлось так рано повзрослеть. Он описал их дом, спрятавшийся неподалеку от безлюдной проселочной дороги в штате Мэриленд. Упомянул и о кроваво-красной надписи: «Макнайф, убийца из Часона».

Куин О’Брайен закрыл глаза и мягко произнес:

— Хан-Чоу.

— Это в Корее?

— Нет, это другая война. Но методы шантажа те же: военные документы, которые обещали изъять, но так и не изъяли. А теперь они в чьих-то других руках.

Питер затаил дыхание:

— Вы говорите о досье Гувера?

Агент не ответил, а только пристально взглянул на Ченселора. Питера буквально трясло — он опять чувствовал себя безумным.

— Их же изорвали в клочки, — прошептал он, не будучи уверен, что все еще в здравом уме. — Они были уничтожены. О чем вы говорите? Это же всего-навсего роман. Там ничего подлинного нет. Вам нужно думать о репутации вашего чертова Бюро, а не о досье.