Рукопись Ченселора

— Как бы тайна Часона не раскрылась, — добавил Куин О’Брайен. — Теперь вернемся назад. Что конкретно вы сказали о Часоне?

— Что события под Часоном тесно связаны с Макэндрю… В отставку он подал потому, что собирался раскрыть его тайну… Соответствующая информация содержится в пропавших досье… И по этой же причине, видимо, был убит.

— Это все? Больше вы ничего не говорили?

— Ей-богу, я пытаюсь припомнить…

— Успокойтесь, — взял Питера за руку агент, — иногда самое важное доказательство лежит на поверхности, а мы его не видим. Мы так старательно роемся в мелочах, что не замечаем главного.

Слова… Как часто они решают все! Они пробуждают мысль, вызывают в памяти тот или иной образ… И вот уже Питер вспоминает глаза бригадного генерала, загнанного в угол, пусть на мгновение, но потерявшего самообладание, и шепот умирающего Варака: «Не о нем, а о ней. Он только приманка…» Питер взглянул на тонкую раздвижную перегородку, на дверь, за которой спала Элисон, и повернулся к О’Брайену:

— Да, конечно. Так оно и есть…

— О чем вы?

— О жене Макэндрю.

Глава 31

Старший агент Кэррол Куин О’Брайен согласился оставить их вдвоем. Он понимал, что предстоящий разговор будет сугубо личным. Кроме того, у него были дела: он торопился навести справки о четырех известных в стране деятелях и о трагических событиях, происшедших на далеких холмах Кореи более двух десятилетий назад. Чтобы проникнуть в тайну Часона, нужно было действовать решительно.

Питер вошел в спальню, не зная, с чего начать разговор, но отлично сознавая, что начинать его все равно придется. При звуке шагов Элисон заворочалась и замотала головой. Потом, будто испугавшись чего-то, открыла глаза, и на какой-то момент ее взгляд замер на потолке.

— Привет! — мягко произнес Ченселор.

Элисон охнула и села на кровати:

— Питер! Наконец-то!

Он быстро подошел и обнял ее.

— Все в порядке, — сказал он и вдруг подумал о родителях Элисон. Сколько раз она слышала, как отец говорил эти слова сумасшедшей женщине, которая была ее матерью?

— Я так испугалась!

Элисон взяла лицо Питера в свои ладони и посмотрела на него широко раскрытыми карими глазами — очевидно пытаясь обнаружить в его глазах следы страдания. Она казалась оживленной, даже чем-то взволнованной. Несомненно, это была самая очаровательная женщина, которую он когда-либо знал, к тому же обладавшая тем редким качеством, которое принято называть внутренней красотой.

— Пугаться нечего, — успокоил он ее, зная, что сейчас скажет заведомую неправду, а она непременно об этом догадается. — Все почти кончено. Мне нужно лишь задать тебе несколько вопросов.

— Несколько вопросов? — Она медленно отняла ладони от его лица.

— О твоей матери.

У Элисон задрожали ресницы, и Питер понял, что она начинает сердиться. Так было всегда, когда упоминали о ее матери.

— Я уже рассказала тебе все, что знала. Мать заболела, когда я была совсем маленькой.

— Но вы же жили вместе, и ты наблюдала за ней во время ее болезни.

Элисон откинулась на спинку кровати и сразу как-то напряглась — видимо, боялась предстоящего разговора.

— Это не совсем так. За ней всегда кто-то присматривал, а я держалась в стороне. С десяти лет я жила в интернате. Когда отца переводили по службе, он прежде всего заботился об интернате. В течение первых двух лет нашего пребывания в Германии я училась в Швейцарии. Когда отца перевели в Лондон, меня отдали в школу в Гейтсхеде. Это на севере страны, неподалеку от Шотландии. Так что жить с матерью мне доводилось нечасто.

— Расскажи мне о ней. Не о том времени, когда она заболела, а о годах до болезни.

— Разве я помню? Ведь я была ребенком.

— Расскажи о том, что знаешь. О семье, в которой мать выросла, о том, как она познакомилась с твоим отцом.

— Тебе это нужно? — Элисон протянула руку за пачкой сигарет, лежавшей на ночном столике.

Ченселор пристально посмотрел на нее:

— Вчера я принял твои условия, а ты сказала, что примешь мои. Помнишь?

Она взглянула на него и согласно кивнула:

— Помню. Хорошо, я расскажу о матери все, что мне известно. Она родилась в Талсе, штат Оклахома. Ее отец был епископом ортодоксальной баптистской церкви, очень богатой. Между прочим, и дедушка и бабушка были миссионерами, так что в молодые годы мать поездила по свету, как и я. И все по отдаленным местам — Индия, Бирма, Цейлон, залив Бохай.

— Где она училась?

— В основном в миссионерских школах. Так предписывала система воспитания, выбранная для нее родителями. Ведь по учению Христа все дети равны перед Господом. Конечно, это своего рода лицемерие. Можно ходить с местными детьми в одну школу (так даже легче для учителей), но Боже упаси есть вместе с ними или играть.

— Мне не все понятно, — сказал Питер. Он оперся локтем о кровать, на которой лежала Элисон, укрытая одеялом, и положил голову на руку.

— А что не понятно?

— Я вспомнил кухню в Роквилле, оборудованную в стиле тридцатых годов, и старинную кофеварку. Ты сказала тогда, будто отец хотел, чтобы все вокруг напоминало твоей матери о детстве.