Одно слово: закон — тайга. Они и в пургу вдвоем попадали, и трясина их засасывала, и горели они в тайге, и в перестрелках бывали, и в прочих передрягах.
Однажды возвращались они, так сказать, после долгого-предолгого перехода к себе в поселок, как он там назывался, я и выговорить не могу. Не то Бодайбо, не то еще как. Может, даже и Синюга ему название.
Понять можно: для людей, которые полгода прозябали в тайге, какой поселок ни будь, для него он — рай земной, с позволения сказать. Там и «чайная» высокого класса, не скажу — ресторан, и девочки, прибывшие на гастроли чуть ли не из самого Иркутска, и в картишки можно перекинуться по-серьезному с понимающими людьми. Может, конечно, это и враки все, но так грузин тот в поезде рассказывал. За что купил, за то продаю. По себестоимости.
Но как ни торопились ребятки поскорее гульнуть во всю широту натуры, Рыжий предлагает Русому побриться. Все-таки приятнее на люди выйти в человеческом обличье, а не в скотском. Оба обросли бородами по самые уши, и Рыжему борода, может, в самом деле отчасти более лишняя, чем, примерно сказать, Русому. А может, говорил грузин, там его ждала какая-нибудь краля. Или он думал, что она его ждет.
Зеркал у них с собой не водилось, естественная вещь, значит, один, отчасти, должен брить другого. И тут, говорил грузин, возьми да шевельнись у Русого червяк подозрения.
В этом отношении, с позволения сказать, и вся соль. Шевельнулся в душе у человека червяк подозрения, и пошло ломать в нем все, что осталось человеческого.
Сколь было таких случаев, когда один другому спасал жизнь, больного выхаживал! Ведь пропади один из них, его искать никто и не станет. А тут шевельнулось подозрение ни с того ни с сего, и все пошло на-перекос.
Привиделось, причудилось, в голову взбрело, как ни называй, что станет Рыжий его брить, полоснет разок — и кончики.
Положение, отчасти, такое, вроде некуда деваться. Как ты другу скажешь: ты что, парень, задумал? Окстись! Ведь ты меня хочешь зарезать! Да как же можно, не пимши, не емши, взять вдруг да так и сказать!
А она передается, эта подозрительность, примерно говоря, как зараза, нет, скажете? Русый стал вилять, кружить вокруг да около, тебе даже красивше с бородой, к чему бриться, лучше поскорей дойти до поселка, там парикмахер побреет, одеколоном вспрыснет, горячей салфеткой морду прижмет. Рыжий уперся — и ни на шаг от своего. А от этого у Русого еще больше подозрения. И тогда, говорил грузин, деться некуда, Русый задал вопрос:
— Кто будет бриться первый?
— Да не все ли равно? Давай сперва тебя побреем, — сказал Рыжий.
— А мне не к спеху, — сказал Русый, от которого и слышал грузин всю историю. — Я могу и так идти.
И в глазах ли его, или в голосе, или просто чутьем, но Рыжий, говорил грузин, понял, в некотором роде, или, примерно сказать, догадался, что друг его боится. Что вы скажете теперь? Боится, и весь сказ! Произошла ли у них какая заминка или, так сказать, пауза, но только, говорил тот грузин в поезде, Русый в свой черед понял, что Рыжий понял, что он его боится. Нет, вы представляете себе, как звериный дух постепенно просыпался в человеке?
Рыжий засмеялся и говорит:
— Ну что ж, — говорит, — тогда давай побрей меня первого. А там как хочешь.
Вот такая получилась раскладка: мне — направо, а тебе — налево. Если я при таком положении его, примерно, не резану — он меня прикончит, раз ему втемяшилось такое. Вот что подумал Русый. И одним махом пересек Рыжему глотку.
Грузин в поезде говорил: ему так страшно стало, когда старик Русый все это выложил, что он и слова не мог вымолвить. А хозяин смотрит на него небесно-голубыми глазами, весь серебряный, седой, и от всего лика его в соболиной кудели такой, в некотором роде, святостью несет, безгрешием, благолепием, что ни словом сказать, ни пером описать. И то ли мудрость в его взгляде, то ли детская наивность, то ли снизошедшая на него божья благодать, только грузин опомнился:
— Послушай, а может, Рыжий ваш действительно хотел только побриться?
— Знаете, — отвечает ему Русый, — вот сколько лет прошло, а я сам все время об этом думаю. Может, в самом деле Рыжий хотел только побриться?
И я вам вот что скажу, хоть расстреляйте меня на сегодняшний день: в этой байке заложен большой смысл, а именно — куда заводит червяк подозрения и что происходит, ежели один перестает верить другому.
ВАСЬКА И ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Куприяновы приехали в Раздаточную в середине ноября, и Ваське не удалось поступить в седьмой класс. В ту осень поселку исполнилось пять лет, и в школе, которая росла вместе с поселком, не было еще седьмого класса. Куприяновой не хотелось, чтобы Васька шатался без дела, и она стала уговаривать его поступить в шестой.
— Ничего не поделаешь, Васенька, другого выхода нет. Тебе недавно исполнилось четырнадцать, спешить некуда, — говорила она.
Ваське было очень обидно стать второгодником, и он долго не соглашался. Зачем они переехали сюда? Плохо им жилось в Россоши? Погналась за длинным рублем. К сестре ей поближе захотелось…