Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета. Часть 1. Четвероевангелие

Такое бичевание назначалось у римлян за тяжкие преступления и притом большей частью для рабов. Бичи делались из веревок и ремней. В их концы вделывались острые костяные и металлические палочки. Истязание это было столь мучительно, что многие под бичами умирали. Бичуемого привязывали обыкновенно к столбу в наклонном положении, и затем воины били его бичами по обнаженной спине, причем тело с первых же ударов разрывалось и кровь обильно текла из ран. Такому страшному наказанию подверг Пилат Того, в Ком не находил никакой вины, но, надо полагать, в расчете удовлетворить этим кровожадность толпы и спасти Его от смерти на кресте.

Окончив бичевание, жестокосердные воины стали издеваться над Страдальцем: надели на Него багряницу (Мф. 27, 28), то есть военный плащ красного цвета, подобный тем плащам, какие надевали цари и высшие военачальники. Такие плащи были без рукавов и накидывались на плечо так, что правая рука оставалась свободной. Эта хламида должна была изображать царскую порфиру для Царя Иудейского. На главу Господа возложили венец, сплетенный из колючего терния, а в руки Ему дали трость, которая должна была изображать царский скипетр.

Сделав все это в насмешку над Божественным Страдальцем, воины стали преклонять перед Ним колени и, насмехаясь над Ним, как будто приветствуя, стали говорить: Радуйся, Царь Иудейский! (Мф. 27, 29), при чем били Его по ланитам, плевали на Него, брали из рук Его трость и били Его по голове, чтобы колючки тернового венца входили глубже и ранили сильнее.

Все эти действия представляются у первых двух евангелистов как состоявшиеся уже после окончательного осуждения Иисуса на смерть. Но святой Иоанн, поставивший себе целью дополнять и разъяснять повествования первых трех евангелистов, указывает, что бичевание и эти издевательства над Христом состоялись раньше и, как можно думать, были предприняты Пилатом именно с целью хотя бы таким путем добиться избавления Иисуса от смертной казни.

Измученного и истерзанного таким образом Господа Пилат повелел вывести наружу, чтобы вызвать жалость к Нему иудеев. Он рассчитывал, что их сердца дрогнут от такого ужасного зрелища, и они уже не будут настаивать на предании Господа смерти. Так рассуждал язычник, не знавший истинного Бога и Его заповеди о любви к ближнему. Но – увы! – не так рассуждали духовные вожди и начальники избранного народа Божия, неистовавшие в своей неутолимой злобе.

Когда Господь был выведен на лифостротон, Пилат сказал: Вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины (Ин. 19, 4). При этом, указывая на Него, он добавил: Се, Человек! (Ин. 19, 5). Этим восклицанием Пилат обращался к суду их совести. «Смотрите, – как бы говорил он им, – вот Человек одинокий, униженный, истерзанный. Неужели Он похож на какого-то опасного бунтовщика? Не возбуждает ли Он одним Своим видом больше сожаления, чем опасений?»

Вместе с тем Пилат, не думая, вероятно, об этом, сказал подлинную правду: Господь и в уничижении Своем больше, чем во славе и царственном блеске, проявил все духовное величие и нравственную красоту истинного Человека, каким он должен быть по замыслу Творца. Для христиан слова Пилата означают: вот образец Человека, к которому должны стремиться христиане.

Но первосвященникам и их слугам все было нипочем. Едва увидели они измученного и истерзанного Христа, как снова возопили: Распни, распни Его! (Ин. 19, 6). Такая настойчивость обвинителей вызвала у Пилата досаду и заставила его с резкостью и колкостью сказать: Возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины (Ин. 19, 6) – «Если вы так настойчивы, то распинайте Его сами на свою ответственность, а я не могу принимать участия в таком недостойном моего положения, как представителя правосудия, поступке, как осуждение на смерть ни в чем не повинного Человека».

Кроме крайнего возмущения и нетерпения, эти слова Пилата ничего не выражали, а потому враги Христовы продолжали добиваться согласия Пилата на смертный приговор, выставив новое обвинение: Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим». Услышав это, Пилат больше убоялся (Ин. 19, 7–8).