Румия

Но не только это сближало друзей. За годы скитаний Борька не часто встречал вот таких бескорыстных. Беспризорная жизнь заставила его с подозрением относиться к любому новому знакомству. А в Сашке он вдруг увидел совсем несмышленого в «житейских» делах парня, увидел бескорыстную душу, готовую прийти на помощь. Он был уверен, что такой, как Сашка, не сделает подлости.

Качанов был для Бориса человеком из какого-то другого мира, который Цоба представлял себе лишь смутно. Еще там, на подножке вагона, удивился Борька, что едет его попутчик в Одессу не «промышлять» на базаре, а учиться. Голодный, с книжками, он не знал даже, как раздобыть себе кусок хлеба, а говорил про учебу в мореходке.

Борис пошел за Сашкой. Конечно, не просто было ему привыкнуть к новой жизни, встать вровень с Качановым.

Теперь Борька неумело, но всей душой хотел искупить свою вину перед всеми, кто был в этой новой для него жизни, и, конечно же, перед Сашкой.

Прежде Цоба посмеивался бы над поучениями своего друга. А сейчас в классе и у станка он жадно ловил каждое Сашкино слово, каждый его совет.

С какой радостью он показывал другу выточенный им самим болт! Смотрели на возбужденного Цобу токари, и многие удивлялись. Борис радуется работе. Для него все это новое, а для них пройденный путь. Хотелось токарям выточить что-нибудь посложнее. Но никто толком не знал, даже сам Владимир Иванович, когда будет работа интересней болтов. Об этом только и было разговоров и в спальне, и в мастерских, и в столовой.

Цоба редко принимал участие в таких разговорах. В свободные часы его теперь трудно было найти среди ребят. Где пропадал Борис, никто не знал, даже Сашка.

А однажды в конце смены, когда токари стояли цепочкой у стола мастера и сдавали готовые болты, Борька всем на удивление выложил на стол не болты, а готовую сверкающую ось крыльчатки. Стоящие впереди ремесленники ахнули.

— Где ты взял? — удивился Владимир Иванович. Он, как драгоценность, взял из Борькиных рук ось.

— Проверьте, — попросил Цоба, не отвечая на вопрос.

— А ну… — Владимир Иванович тщательно измерил деталь. — Хорошо. Отлично. Правильно, — приговаривал он.

— Нет, нет, — настаивал Борис. — Вы по Роквеллу проверьте, на прочность.

— Это зачем, не понимаю.

— Проверьте, — умолял Цоба.

Владимир Иванович взял деталь и быстро зашагал в лабораторию. Едва он вышел, как на Борьку посыпались десятки вопросов.

— Где ты взял? Сам? А металл?

— Погодите, — озабоченно приговаривал Цоба.

Мастер возвратился быстро. Еще на ходу он заговорил:

— Сталь хорошая. Все в норме!

— Ура! — закричал Борька. — Ура-аа! Порядочек.! Заказ сдадим!

И, схватив мастера за рукав, торопливо потащил его из цеха. Ребята еле успевали за ними.

Борька привел всех в подвал разрушенного дома. Там в одном из отсеков возвышалась груда красноватого от ржавчины металла. Здесь были и оси от телег, и арматурные прутья, и решетки от балконных и лестничных перил, и колеса разных размеров и форм, и даже изъеденное ржавчиной корыто.

Некоторые с недоумением смотрели на Борькину коллекцию. Владимир Иванович улыбался и что-то силился сказать:

— Это… это…

— Я думал, Владимир Иванович, — уже горячо заговорил Цоба, радостно поблескивая глазами, — если не годится, так сдадим на завод: там же есть печи, переплавят и нам дадут. А теперь — эх! Порядочек!

Владимир Иванович, держа в руках ржавый арматурный прут, как-то растерянно улыбался и, указывая на Борьку, проговорил:

— Вот Цоба. Вот вам Цоба. — А потом сразу нахмурился и спросил: — Почему же собирал один? Сюрприз готовил? За это дело всем надо браться.

Сашка понимал, почему Цоба молчал о своей затее. На какую-нибудь шкоду Борьке легче решиться, да и друзей увлечь. А тут дело, за которое хвалят. И сейчас Борька краснеет. Думает, что у каждого токаря в голове: «Вот, Цыган, в примерненькие лезет, выслуживается».

Качанов отозвал Владимира Ивановича в сторону и зашептал:

— Не ругайте Бориса. Он же первый раз такое хорошее…

— Вот и добро́! Пусть знает сразу, что в одиночку даже полезное дело — полдела. С Цобой построже, так лучше.

Владимир Иванович нахмурил брови, сжал губы, от чего усы задиристо ощетинились. Однако, как ни пытался сделать строгое лицо мастер, не получалось у него. Глаза ласково блестели из-под густых бровей. Сейчас все: и лицо, и жесты, и голос мастера выражали гордость за Цобу. Будто это его собственный сын Бориска-барбариска принес из школы пятерку и показал отцу дневник в присутствии гостей.

Теперь в свободные часы токари группой уходили из училища. Следом за ними громыхала по мостовой колымага Деда Мазая, запряженная огромным трофейным битюгом Фердинандом.

Ребята, вооруженные кирками, ломами, кувалдами, зубилами, проникали в развалины домов, выбивали из крепкого бетона прутья арматуры, срывали уцелевшие перила балконов. Решено было собирать все металлическое, вплоть до консервных банок и колючей проволоки.

Весь годный к токарной обработке металл сразу же направлялся в лабораторию, а то, что не подходило по качеству и форме к обработке на станках, ребята сдавали в утиль.