Румынская повесть 20-х — 30-х годов

От оздоровительной и полезной скуки единственное мое спасение — стопка книг: несколько пухлых каталогов с ассортиментом книжных лавок, небольшой энциклопедический словарь и томик Диогена Лаэртского[2], знатока античных сплетен и философии, случайно купленный у букиниста. Помнится, Коко Думитреску любил цитировать его в своих полуночных застольных лекциях «У Космина». Вот, пожалуй, полный список моей походной библиотеки. Каталоги пробуждают во мне элегические настроения. «Ах, эту книгу я некогда читал!..» Наплывают воспоминания. «Боже! сколько лет с тех пор минуло!..» Название другой вызывает приступ недоумения. «Кажется, я так ее и не прочел…» Но вот эту, третью, лет десять мечтаю прочесть. Мечтаю, а что же мне мешало? Сам не знаю. Книга-то с незапамятных времен без толку пылится на полке… Четвертую я и в руки не возьму! Помню все ее картинки и виньетки… А что, спрашивается, в них плохого? Нет, нет, не стану ее читать, и точка… Самые интересные книги я помечаю в каталоге крестом, еще более интересные — двумя крестами. Непременно, непременно их себе выпишу. Мало-помалу аппетит разгорается, и на полях вырастает целый лес двойных крестов. Теперь самые важные приходится помечать тремя крестами. Но вскорости и среди них трудно разобраться, — какая книга какой важнее?.. Ба! Старый знакомец, философский трактат, он давным-давно исчез с моей книжной полки. Кто-то из моих книголюбивых приятелей его изучает. Но кто? Перебираю в памяти всех рьяных книгочеев… А вот прехорошенький томик, ну конечно же, стихов, когда-то точно такой же передал мою записочку Элизе… Элиза…

Три подушки под головой, папиросы на ночном столике, чтобы суетная забота не спугнула возвышенных дум, и любовное — книга за книгой — изучение каталога. Есть ли в мире более упоительное наслаждение?

А если вдруг соскучишься по мирской плоти, по сочной и пестрой вещественности — что может быть лучше чтения словаря? Из-за «плотницких инструментов» выпорхнет «птица» (смешная и удивленная, косит она круглым глазом со странички), «птицу» сменят «предлоги», тонкости употребления которых нам объяснят на топорных примерах. А раздел исторических личностей и географических названий? Да от него просто не оторваться. Король эпохи Меровингов, полуостров, итальянская примадонна. Так и видишь нечесаного короля, скалу, вознесенную над морем, городок с причудливым названием, оперную диву, — на ней взгляд задерживается дольше, рассматривает с немалым знанием дела, в памяти всплывают кое-какие подробности: дебютировала в Неаполе, была последовательно, а может быть, и не совсем, любовницей герцога, графа, тенора и женой банкира. Словарь? Да не словарь — роман с комментариями и автобиографическими заметками на полях.

Сегодня перечитывал Диогена Лаэртского об Эпикуре. Душевное равновесие. Спокойствие. Бездеятельность. Невозмутимость. Для свободного от власти инстинктов, а значит, и желаний человека любая деятельность кажется отвратительной. Человек думающий не может не предвидеть последствий собственной деятельности и, ощущая себя за них ответственным, предпочитает не действовать вовсе. Изысканно утонченный грек и нынешняя его противоположность — «белокурая бестия». «Завороженному мельканием теней не миновать возмездия за то, что он пожелал и сдвинулся с места». Довольствующийся сухой коркой хлеба, чтобы не умереть с голода, терпеливый и снисходительный ко всем, кроме самого себя, Эпикур, божество и кумир всех благородных пессимистов, только тупицы и свиньи могли счесть твои утонченные, почти неосязаемые наслаждения подобием собственных низменных и грубых утех, и после этого пятнать тебя грязью своего лицемерного негодования!..

Любопытное явление — оказалось, что хрустально-чистый воздух скромного провинциального курорта таит в себе бациллу аристократизма, и эта роковая болезнь косит всех подряд, и в первую очередь женщин. Может быть, впервые в жизни свободные от стряпни и уборки, а что еще важнее, от своего привычного окружения, эти милые гусыни чувствуют себя прирожденными принцессами и герцогинями. Нет, что ни говорите, но сословная принадлежность — чувство не врожденное. И корнет попеременно то господин офицер, то мальчик на побегушках. Все мы на шахматной доске. Все короли, все пешки.