Руны огненных птиц

Илька, тонко чувствовавшая любые перемены в настроении матери, остановилась с занесённой над хлебом рукой. Наконец разломила последний сухарь и положила его в похлёбку. Сначала из миски поест мать, потом она. Передав Гриме еду, она села на край лежанки, уставившись в опустевший угол. Это тёмное ничто приковывало взгляд.

Грима неохотно принялась за еду и, медленно прожёвывая пищу, произнесла:

– Так больше не пойдёт, дочь.

Илька вопросительно посмотрела на мать, пытаясь в её лице найти ответ прежде, чем та его озвучит.

– Я не хочу, чтобы ты сгинула, как, будь он проклят, Эйно или бабка. Не нужны тебе сейды. От них одни беды в нашем семействе.

Илька кивнула, подтверждая, что услышала.

– Тебе бы мужа путного отыскать. Пусть и небогатого, но главное, чтобы не лентяй и без дури в башке. Лишь бы работящий был.

Илька снова перевела взгляд в пустоту. Она уже была в том возрасте, когда к девушке принято присматриваться, а может, даже и свататься. Вот только никто к ней не присматривался и уж тем более не сватался.

– Кому я нужна, мать?

– Ты не уродина. А ещё внучка колдуньи.

– И дочь Эйно, – глухо добавила Илька.

– Ничего, забудется… Будем тебе мужа искать. То, что ты с травками с деревцами возишься, ладно, но вот не смей, давай, мне сейды творить. Поняла?

– Хорошо.

Пока она тащила по лесу привязанное к лыжам тело Бабушки, Илька и сама уж думала, что всё горе в её жизни и существовании её матери от того пошло, что род их оказался связан с родом нойт. Может, и сама она нойта. Колдунья. Сколько ещё бед и проклятий обрушится на неё из-за этого?

– Я сама не хочу, – негромко произнесла Илька.

– То-то и оно, – припечатала Грима и протянула Ильке остатки ужина.

Девица за день так устала, что кусок в горло не лез. Она принялась возить ложкой по дну миски, погрузившись в мысли. Мать повернулась на бок, охая и ахая, поворачивая спину к огню очага. Она теперь вместо Бабушки спала на краю лежанки ближе всех к огню. Спальное место Ильки было у стены.

Её и правда ненавидели в Ве за то, что она дочь Эйно. Кажется, сумасшедший колдун успел испортить отношения со всеми родами города: от семейства ярла до нищих и бедняков. С ним охотно пили, его звали на свадьбы, где он напивался ещё сильнее, чем обычно, но никакого дела ему не доверяли. Бабушку позор Эйно не касался, а вот его отпрыска…

Илька вздохнула, вытерла оттаявший нос о край рукава, чтобы ненароком не хлюпнуть и не потревожить тем самым мать. Лишь бы та не подумала, что она плачет.

«Ты не уродина», – сказала мать. Вот только прежде она говорила обратное.

Илька и сама не считала себя красавицей. Волосы у неё скудные, косичка тоненькая, короткая, как крысиный хвостик, и такого же мышиного цвета. На щеках россыпи разодранных прыщей и глубокие шрамы, оставшиеся от них же. Роста она маленького, плечи узкие, как у ребёнка, вечно напряжённые и сжатые, отчего походка её напоминала крадущуюся поступь дикого, осторожного зверя. Верно, родись Илька в другой семье, это не сильно помогло бы ей стать привлекательной в глазах молодых парней.

Единственное, что радовало Ильку в её наружности, – глаза. Бабушка частенько напоминала ей, что они похожи на молодые листочки ивы, распустившиеся в цветение: такого же необычайно яркого зелёного цвета.

Теперь она будет напоминать себе об этом сама. Больше некому.

Доев остывшую похлёбку, Илька вымыла горшок и миску, вернула на место дубовую плошечку и коробки с порошками. Очистила нож – дорогой сердцу подарок Бабушки. Лезвие было коротким, но добротным. Такой металл она, наверное, раздобыла в подземельях карликов или каким-то чудом унесла с луны, не иначе. Днём на поверхности его Илька ловила отражение собственных глаз.

Раньше у Бабушки был ещё и серп из того же чудесного металла, да только заговорённого, нашёптанного. Им она резала травы, когда требовались особые чары. Нож Ильки на такое не годился. Хорошо было бы похоронить Бабушку с этим серпом вместе, закопав его в корнях дуба или бросив в ближайшее озеро, да только серп пропал вместе с Эйно…

Неожиданно закричал чёрный петух, подаренный последней просительницей Бабушки. Илька чуть не подпрыгнула на месте.

– На Йоль зарежу! – гаркнула разбуженная Грима.

– Завтра уже, – задумчиво произнесла Илька и вогнала лезвие в ножны.

Йоль. Лучшего времени, чтобы замолвить о себе словечко перед духами да попросить их смилостивиться над судьбой, не найти. Надобно только показаться перед ними храброй и смелой, точно волчица.

– Правда, что ли? – Мать перевернулась с одного бока на другой. – Совсем потеряла счёт времени.

– Я хочу пойти в город на Йоль. Принесу мясо петуха, если позволишь. – Илька и сама не поверила, что произнесла это. – Приходить на пир без дара всё-таки нехорошо.

Мать, прикрыв глаза, фыркнула и расплылась в довольной улыбке.

– Посматривай там на парней да не бойся танцевать. Эх… Вот я бы сейчас станцевала, – пробормотала она в полудрёме и снова провалилась в сон.

Илька легла следом, но долго не могла уснуть. Той ночью ей снилась Бабушка…