Они обе замолчали. Старуха уставилась на медленно наливающееся краснотой небо за спиной Ильки.
– Зачем ты позвала меня, хозяйка? – наконец спросила Илька.
– Напомнить тебе о том, что за тобой долг. Услуга за услугу.
– Что ты хочешь?
Лоухи скосила взгляд на Ильку, а после посмотрела в сторону башни и дозорщиков, проходящих по улице от ворот до Большого дома. Когда мужчины повернули за ближайший дом, старуха заговорила:
– Мне нужен Зелёный покров. Кому, как не внучке и дочери колдунов, знать, где его отыскать. Найди его, а как найдёшь – отнеси в Онаскан к курганам, где зарыты принцесса троллей и конунг-волк.
Илька охнула.
– Его не ищут, хозяйка, тебе ли не знать? Его соткать надобно. Вот только я не знаю, как его изготовить. Бабушка не научила меня этому. Она не… успела.
Лоухи хищно сощурилась. Её недобрый взгляд уколол Ильку точно остриё меча или стрела, пущенная с десятка шагов точно в сердце. Девушка замерла под этим взглядом, оплетённая верёвками внезапного страха и робости.
– Я дам свидеться тебе с Бабушкой. Она ещё многому тебя научит.
– Как же? Она мертва, – прошептала Илька, но прежде глухая старуха услышала её.
– Не твоя забота, дочь колдуна. Ох, не твоя. Я задала тебе задачу, а ты уж исполни. Когда будешь готова свидеться с Бабушкой, скажи. Я провожу. Позови, и я приду.
Мысли Ильки забегали встревоженными зайцами, выписывая на снегу запутанные узоры следов. Она во все глаза уставилась на Лоухи, раскрыв рот, однако слова не лезли наружу. Не такой просьбы от старухи она ждала.
– Погоди, хозяйка… О-онаскан? – наконец она выдавила из себя хоть что-то.
Старуха одобрительно кивнула, подтверждая, что Илька не ослышалась.
– Это же так далеко. Я не могу бросить мать одну. Не могу! – Прорезавшись, голос охотницы тут же сорвался на крик, и Лоухи поднесла к губам палец, прося говорить тише. Илька осеклась.
– Так вылечи её и отправляйся в путь. Не для того ли ткут Зелёный покров?
Отправиться в путь… От этих слов нутро защипало от слёз. Илька плотно сжала губы.
– Чего ты боишься? Боишься оставить этот город? Так он мёртв, – строго произнесла Лоухи. – Старейшины не решили ещё, сжечь ли его дотла и рассыпать в золу жёлуди, чтобы возродить Священную рощу, что была здесь прежде, или оставить его как острог. Но я уже вижу, что Ве мёртв. Город стал курганом посреди гнилых болот.
Илька молча глотала слёзы, не смея возразить, но внутренне все слова, что летели изо рта Лоухи, она отвергала.
– Исцели свою мать и отправляйся вместе с ней в Онаскан, глупая. А я буду ждать покров на курганах.
– Почему сама не понесёшь? – пробормотала Илька.
– Моё тело совсем не то, что прежде, – с какой-то злой издёвкой произнесла Лоухи. – Кровь еле теплится. Того и гляди помрёт.
Девушка вздрогнула от этих слов.
– Что же, изготовишь для меня Зелёный покров, если я дам тебе повидаться с Бабушкой?
– А что будет со мной, если я откажусь? – чуть помолчав, пролепетала Илька.
– Если бы я не подсказала тебе, как поступить с Хирви, то ты была бы уже мертва от его рук, – напомнила Лоухи. – Я нарушила течение твоей судьбы. Я же могу вернуть её в прежнее русло. Мне по силам… Так что же, ты согласна соткать покров?
– Да, – прошептала Илька.
– А принесёшь в Онаскан?
Илька сложила кукиши в рукавицах, затихла, думая, что ответить. Она чувствовала, как Лоухи становится злее с каждым мигом её промедления. В теле старухи сидел, как в заточении, жестокий дух, полный ледяной ярости. По венам её вместо крови текли холодные змеи, не иначе. Илька зажмурилась, отчаянно размышляя, как защититься от клятвы. Как солгать и остаться живой?
– Принесу, – наконец сказала она, не расправляя пальцев и надеясь, что под вязаными рукавицами Лоухи не увидит защитный жест.
– Дай сюда руки, – велела старуха, и Илька подчинилась.
Пальцы Лоухи были голы, точно женщине был не страшен мороз и снег. Она обхватила ими запястья Ильки, и девушку обожгло колким льдом. Пальцы были холодны, как у мертвеца.
Лоухи принялась что-то бормотать, но Илька не могла разобрать её слов. Слова оплетали её руки, сдавливая их, как тяжёлые обручья. Вдруг старуха замолкла, оборвав клятву на полуслове, и зарычала диким жестоким зверем. Она страшно выпучила глаза и отбросила руки Ильки. Девушка отшатнулась, но Лоухи настигла и набросилась на неё с рвением орлицы.
– Как ты посмела?! – взревела она и ударила Ильку по лицу. – Лживая девчонка! Как ты посмела сломать заклятие?! А ну снимай рукавицы! Снимай!!!
Девушка, пятясь, стащила рукавички, и Лоухи вырвала их из её пальцев.
– Покажи, что под рукавами!
Илька послушно закатала тяжёлые рукава зимних платьев, и Лоухи снова вцепилась в её руки, поднеся запястья к самому лицу. Илька увидела, что на коже её загорелись знаки, похожие на датские руны, которыми украшали камни на курганах и какие вышивали на потайном шве подола. Она не могла их прочитать, так как не знала значения.
– Ты поклялась соткать мне Зелёный покров, – прорычала Лоухи, до боли стискивая изрезанные рунами запястья. – Поклялась, иначе я убью тебя и твою мать.