Единственным документом, в котором хазарская легенда была использована в политическом контексте, остается только т. н. «Конституция», составленная в 1710 г. уже после избрания ее автора, Филиппа Орлика гетманом в противовес поставленного Петром I И. Скоропадскому. Этот документ оговаривал систему взаимоотношений гетманской власти, старшинской рады и населения украинских земель. Документ ограничивал власть гетмана Генеральной радой, в которую должны были входить выборные представители от всех полков и Запорожья. Все важнейшие решения гетман должен был принимать в согласии с Генеральной радой и не имел права действовать без её одобрения. Конституция выражала интересы казачьей старшины и стала в определенном смысле итогом многолетней политической борьбы малороссийской элиты против сильной гетманской власти (в том числе и против И. Мазепы). Разумеется, упоминание о хазарах, славном и воинственном народе, как о предках казаков (читай — казачьей старшины) было очень уместным. Также девальвация «общерусского» этноисторического проекта и превозношение возможности избавления от «московского ига» (при помощи шведского подданства) взамен идеологии воссоединения отвечала тем намерениям, которые превалировали в окружении Орлика. По мнению украинского исследователя В. П. Кононенко, «согласно этой версии истории, украинско-российских связей в давние времена не существовало. Казацко-московские отношения возникли только в связи с тяжелой войной с поляками… новые протекторы оказались неблагодарными за военные услуги и начали набрасывать ярмо еще сильнее, чем польское…»[779]
В связи с этим, по мысли составителя «Конституции», договор, заключенный еще Б. Хмельницким по результатам Переяславской рады терял силу.Согласно тексту Орлика, казаки — это отдельный народ, «прежде сего именованный козарский», известный своей «славой несмертельной» и «отвагами рыцерскими». Упоминается также эпизод о свадьбе византийского императора Константина V на дочери хазарского кагана Вирхора, заимствованный из более ранних источников. Все это приведено в контексте первого тезиса Конституции, согласно которому Бог возвышает, смиряет, порабощает и освобождает народы. Общий абрис легенды о хазарах как раз подходит под эту идею. Пожалуй, в «Конституции» наша легенда получила наиболее юридически последовательное воплощение.
Однако, как кажется, необходимо подвергнуть сомнению тезис, согласно которому «целью» хазарского мифа было именно разрушение «общерусской» конструкции и генетическое разделение населения Малороссии от великороссиян. В таком случае мы должны предположить, что авторы произведений, в которых содержалась хазарская легенда были скептически настроены по отношению к царской (императорской власти). Этого с точностью нельзя говорить о митрополите Дмитрии Ростовского и с большой доле вероятности об авторе «Летописи Самовидца» и Григории Грабянке. Хазарская концепция не возникла как манифест автономии от «общерусского» проекта, хотя и в дальнейшим была использована Орликом в качестве преамбулы к его Конституции.
Хазарский миф, конечно же, не выдерживал никакой критики со стороны научного подхода, все более укоренявшегося в образованных кругах Российской империи в XVIII в. Так, например, в 1785 г. историк А. И. Ригельман писал в своем «Летописном повествовании о Малой России»: «описание разных авторов и из самих их писателей и мнимых сказаниев, нашлося, что они все произошествие свое возимели в российских местах от самых древних славян, а не от иного народа, как они повествуют о себе. Тем паче доказательно, что они и сами между собою объявляют несогласно, каждые о себе мнят разного рода и происхождения быть…»[780]
Заключение
Переяславская рада 1654 г., дальнейшее сотрудничество киевского духовенства с царской властью привела к возникновению благоприятных политических и экономических условий для создания новых, в которых также можем увидеть отражение формирования маркеров идентичности внутри образованных слоев украинского общество. На основании различных посланий от представителей киевского духовенства и гетманской канцелярии, а также некоторых пространных произведений, в первую очередь «Патерика» Иосифа Тризны можно сделать вывод о том, что в наибольшем количестве случаев за этими маркерами стояло представление о единстве восточнославянских «русских» земель, этнодинастический принцип права Романовых на украинские земли от «прародителя» князя Владимира I, а также представление о единстве истории православной церкви, как основного принципа политической целостности территории бывшего Древнерусского государства (при этом сами этнические критерии единства не столько уходили из поля внимания авторов текстов, сколько отходили на второй план).