Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Этногенетическая легенда, изложенная в «Синопсисе истории казацкой», безусловно, во многом повторяет или пересказывает текст Дмитрия Ростовского. Однако, нельзя согласиться с А. М. Бовгирей, считавшего, что именно будущему ростовскому митрополиту принадлежит авторство хазарского мифа[765]. В первую очередь, автор «Синописа истории казацкой» сразу сообщает о кровном родстве хазар и казаков: «Народъ въ малоросїйской странѣ глаголемый козаки свое иматъ проименованїе въ правде ѽт древнѫго своего рода козарска»[766]. «Синопсис…» — произведение, созданное в среде казацкой старшины, поэтому, в отличие от «Четьи-Минеи» его автор сосредоточился на истории происхождения своей сословной группы. В конце хазарского сюжета автор «Синопсиса…» писал: «Тако и нынѣ козаки храбрости своей несокрывающе… ибо спод ляхского ига малою силою ѽтемшися на многихъ бранехъ ляховъ побѣдиша и полскую Землю всю повоеваша. Ѽ томъ и ѽ прочїихъ бранехъ Козацкихъ повѣстїю достовѣрне скажемъ…»[767] Автору было важно подчеркнуть военную мощь казаков, что во многом объяснялось их происхождением от древнего и, хоть и «простого», но отважного хазарского рода. В этом отношении, происхождение сословия от племен, известных только по историческим источникам, наталкивает на аналогию с польским сарматизмом. Однако, как мы увидим ниже, эта аналогия не совсем точная.

Нельзя не отметить, что автор «Синопсиса истории казацкой» проявляет некоторую амбивалентность в этничности использования маркеров идентичности. Так, повествуя об осаде Львова войсками Богдана Хмельницкого в 1648 г., автор пишет «такову трапезу бедной Руси римляне всегда готуют»[768]. То есть «русь», маркер этничной идентичности в нашем понимании, противопоставлен «римлянам», то есть католикам.

Так же характер отличий двух списков «Летописи…» Г. Грабянки можно проиллюстрировать на примере сравнения соответствующих глав, повествующих о переходе Хмельницкого под власть царя Алексея Михайловича. Названия глав отличаются уже очень характерным образом: в первом случае она называется «Сказанїе чесо ради Хмельницкїй поддадесѫ под великого государѫ московского и о войне дрижипольской»[769], во втором — «Сказание чесо ради Хмельницкий поддадеся россиянам и о войне Дрижипольской»[770]. В более ранних сочинениях, например в «Летописи Самовидца» или летописце Дворецких, события, последовавшие за Переяславской радой расценивались как переход в подданство «единоверного монарха» или даже «объединения православия», но никак не прочный союз с этнически близкими «россиянами», «великороссами» или даже «москвой».

Важным отличием более поздних вариантов летописи Грабянки является наличие предисловия, объясняющего, для чего была составлена «Летопись…». Сами предисловия в малороссийских исторических сочинениях того времени — довольно обычное, но примечательное явление. В частности, мы можем увидеть подобные в Густынской летописи[771] и «Хронике…»[772] Феодосия Софоновича. В обоих случаях в предисловиях объяснялось необходимость знания прошлого своей «отчизны». Грабянка вставил еще один очень важный мотив: «…не точию славенороссийские монархи, — заканчивал он, — мужества своего страхом обносили, но и рабы их за отечествие собственных государей и за обиду россиян могут и премощнейших чуждых монарх силам вооружившись противустати»[773]. Автор противопоставил монархов, которым в то время в основном предписывались военные победы, «рабам», то есть народу (или его части), который самостоятельно может противостоять иноземным завоевателям. Как нам кажется, этот пассаж попал в предисловия не случайно. К 1710 году, уже после измены гетмана И. С. Мазепы и Полтавской битвы самостоятельность Малороссии и запорожского казачества от Москвы заметно уменьшилась. По-видимому, Грабянка, входивший в казацкую старшину, таким образом, напоминал о заслугах казаков перед монархами. Это еще раз подчеркивает тезис, о том, что к тому времени маргинальная, в общем, идея происхождения казаков от хазар стала более актуальной в связи с растущим чувством сословной солидарности среди части казацкой старшины.