Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Таким образом, хазарская легенда в изложении Дмитрия Ростовского представляет из себя текст, вполне вписывающийся в круг малороссийских исторических нарративов того времени. С одной стороны, автор использовал вполне конкретные данные, почерпнутые им из исторических источников: правление Ирины и Льва Хазара и завершение иконоборчества, походы князя Святослава и т. п. С другой, происхождение народов ассоциировалось с первопредками, в данном случае, с Гомером. Связь между предками и народами определялась «по созвучию»: «Гомер — цимбры — киммерийцы», «хазары (козары) — казаки». По своему подходу к историческому материалу в конкретном случае Дмитрий Ростовский не далеко ушел от автора «Синопсиса». Однако представленный фрагмент является первым более-менее полным изложением истории о хазарах, которая потом будет фигурировать в наших источниках.

Нельзя не упомянуть сочинение, озаглавленное как «Синопсис истории казаков», обнаруженный в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки[760]. Текст датируется по «белой дате», то есть по филиграням концом XVII — началом XVIII вв. (самые поздние водяные знаки бумаги, на которой был изображен этот текст совпадают с филигранями на грамоте киевского митрополита Варлаама Ясинского (1627–1707) патриарху Адриану 1697 г.[761] Таким образом, исследуемый текст — «ровесник» хазарскому сюжету Дмитрия Ростовского. Даже при самом беглом прочтении не остается сомнения, что мы имеем дело с наиболее ранним списком летописи Г. Грабянки. Проблеме соотношения краткой (более ранней) и общей редакции летописи уже посвятил статью украинский исследователь А. М. Бовгиря[762]. Историк использовал, однако, другой список: некоторые детали фрагментов текста, приведенного им для сравнения с общей редакции летописи, отличаются от представленного в этой монографии.

Бовгиря обратил внимание на то, что в краткой редакции есть вставки религиозного характера, из чего им был сделан вывод, что автор мог иметь церковный сан[763]. Действительно, подобных вставок, содержащих в себе религиозный пафос или фрагменты церковной истории (например, о путешествии иерусалимского патриарха Феофана в Москву) нет ни в более поздней редакции произведения Грабянки ни в летописи Самовидца. В таком случае, следуя логике Бовгири, авторство самого Грабянки ставится под вопрос. Однако наличие религиозных вставок еще не говорит о том, что автор самого произведения мог быть представителем духовенства. Скорее всего, мы имеем дело со списком, переписанным священником или монахом, который по своей воле вставлял благочестивые отступления в текст летописи.

Поздняя («классическая») версия этого сочинения отличается более пространным текстом, количеством различных вставок, имеющих полемический и, отчасти, литературный характер. Эти отступления включены автором в редакцию наряду с оригинальным текстом, который, однако, несколько пересказан. Исходя из этого, можно предположить, что «Синопсис истории казацкой» — был одним из источников летописи Грабянки. Однако, как мы увидим ниже, обе редакции восходят к летописи «Самовидца». Также более близкой к Самовидцу является, собственно, этническая терминология «Синопсиса истории казацкой». Еще одно важнейшее отличие нашего источника от летописи Грабянки заключается в том, что последняя испытала на себе явное влияние сочинения Иннокентия Гизеля. В предисловии Грабянка упоминал Дмитрия Донского в «героическом» контексте («…и Димитрия, Князя Моссковского, миллион и двесте тисячей гордящихся в своем Мамаи татар истребившаго и их Татарская Росианом подчинити принудившаго»[764]), что было явной аллюзией на «Синопсис…» Гизеля в редакции 1680 г., куда вошел адаптированный текст «Сказания о Мамаевом побоище».