Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Возвышение политической роли Мефодия было также связано с тем, что он фактически стал посредником между тремя кандидатурами на гетманство — Я. Самко, В. Золотаренко и И. Брюховецким, которые активно доносили друг на друга. Надо отметить, что, не смотря на временное сотрудничество Филимоновича с Самко, местоблюститель очень скоро перестал оказывать ему поддержку. Наказной гетман был сторонником большей независимости казацкой старшины, что шло в разрез с позицией Мефодия, которую он выказал во время мятежа И. Выговского[146]. Поэтому местоблюститель вошел в близкие отношения с представителями старшины, показавшими себя сторонниками царской власти и, что характерно, после Гадячской унии поддержали московских воевод — В. Золотаренко и В. Дворецким[147]. При этом, когда речь зашла о раде, которую предполагалось собрать по поводу избрания нового гетмана, имел место долгий спор о том, чтобы Филимонович дал для этого свое благословление. После ссоры с Мефодием, нежинский полковник написал местоблюстителю: «ты де епископ нашего войскового дела не знаешь, знал бы де свой монастырь и молил за великого государя Бога и спасал душу свою…»[148] Понятно, что разногласия между Я. Самко и В. Золотаренко с одной стороны, и Мефодием, с другой определили выбор местоблюстителя.

И. Брюховецкий, которого можно считать креатурой Филимоновича, выступал с той же политической программой по усилению московской администрации в интересах «черни». А действия Филимоновича в период избрания нового гетмана можно объяснить желанием епископа стабилизировать политическую жизнь на Левобережье. В Москву местоблюститель присылал неоднократные просьбы усилить киевский гарнизон и поскорее организовать выборную раду из-за страха перед «изменникамичеркассами»[149].

При поддержке Филимоновича, который единственный (Лазарь Баранович и Иннокентий Гизель от участия отказались) из высшего духовенства участвовал в Нежинской раде в июне 1663 г., гетманом был избран И. М. Брюховецкий. Золотаренко и Самко по приговору войскового суда были впоследствии арестованы и обезглавлены. Нежинская рада обеспечила на какоето время первенствующее положение Мефодия в политической жизни Гетманщины, оттеснив даже Брюховецкого на второй план[150]. Такое положение дел сформировало почву для будущего конфликта между гетманом и местоблюстителем и уже в августе 1663 в Москву был отправлен первый донос на Мефодия, в котором епископа обвиняли в «латынстве» и коррупции[151].

Нельзя не отметить роль киевского духовенства в отражении похода польского короля Яна Казимира зимой 1663–1664 г. на Левобережную Украину[152]. Несмотря на отдельные попытки некоторых киевских игуменов вступить в переписку с польской стороной, наиболее значимые знаковые представители Киевской митрополии остались на царской стороне. Иван Брюховецкий, напротив, казалось, потерял контроль над ситуацией и даже собирался эвакуироваться в Москву. При этом, однако, он несколько раз оговаривал Мефодия Филимоновича и Иннокентия Гизеля в том, что король предпринял военные акции по их просьбе (!) и Лазаря Барановича, в том, что тот собирался перейти на сторону Яна Казимира[153]. Так или иначе, поведение представителей высшего черного и белого малороссийского духовенства во время польского похода под Новгород-Северский напоминает их аналогичные действия, предпринятые ими во время мятежа И. Выговского в 1658–59 гг.[154] В верноподданнической форме их передал в своей речи, обращенной царю, глуховский протопоп Григорий Шматковский, высказавший пожелание, чтобы под скипетром Алексея Михайловича объединилась вся «земля Российская, наследие Владимира, отца твоего (то есть Алексея Михайловича — Д. С.), Ярослава, Изяслава, Лва, Михаила Мономаха, Данигила Граброго, предков твоих…»[155]

В конфликте, который в течение 1663–67 гг. разворачивался между гетманом и местоблюстителем были задействованы Баранович и Гизель. С того момента, как Брюховецкий начал отстаивать идею о поставлении московского ставленника на Киевскую митрополию, противостояние явно вышло за рамки личных отношений и переросло в ссору между гетманской властью и высшим духовенством.

Конфликт с высшим духовенством вполне укладывалось в стремление гетмана как можно более увеличить прерогативы собственной власти. В этом отношении для него были врагами не только высшие церковные иерархи Левобережья, но и некоторые московские воеводы. Недаром в одном из своих доносов, в котором Брюховецкий сообщал о «пронырстве и измене чернцов киевских», союзником духовенства в деле измены гетман называл киевского воеводу И. И. Чаадаева[156].