Реакция высшего украинского духовенство на Андрусовское перемирие 1667 г. и мятеж гетмана И. М. Брюховецкого 1668 г.
Проверкой прочности лояльности киевского духовенства к Москве стало заключение Андрусовского мирного договора. Его текст был обнародован в январе 1667 г. с купюрой: царское правительство целенаправленно умалчивало о возможной передаче Киева полякам. Однако почти сразу в Москве было принято решение отстаивать Киев любой ценой[165]. Поляки воспользовалась этим для того, чтобы настроить киевское население против царских воевод и стали распускать слухи о скором переходе Киева под королевскую власть. Эту новость по-своему использовал правобережный гетман П. Д. Дорошенко, который распускал слухи, что «королевское величество своих казаков, которые под ним на Украйне живут, всех вырубить и малой детины не живить; а великий государь, его царское пресветлое величество, также своих казаков, которые на Украйне под царским пресветлым величеством живут всех не живить»[166].В связи с этим в 1667 г. началась переписка между Иннокентием Гизелем и Лазарем Барановичем с одной стороны и Петром Дорошенко и Иосифом Тукальским, с другой. Тогда же у киевского духовенства была сформулирована настоящая политическая программа будущего украинских земель. Рассмотрим для начала письмо Иннокентия Гизеля Петру Дорошенко сентября 1667 г. Архимандрит, что характерно, начал с исторической справки: «Всяк сведый разсудити похочет, яко древних веков сие нашие славные
Далее Гизель продолжал «вспоминать» прошлое российского народа: «Признать должен всяк, что делалось то Божиею помощию, за державою православных христианских монархов, великих князей росийских, егда им народ Руский верно работал, а между собою никаких раздоров не имел, якоже в те последняя времена к великому разоренью Украйна пришла»[168]
. Это упоминание собственной законной российской власти становится объяснением «от противного» причин, породивших Руину: «Всем то явно откуду, что тот нашЧтобы преодолеть раскол страны и народа на два, а то и на три части, архимандрит предлагал: «С нашей однакоже повинности иноческой не преставали есмо, всегда молитвы наша ко всесильному Богу возсылали о миру христианским монархом и людем, и дабы тот народ наш православному единоверному монархе, его царскому величеству, соединился»[169]
. Этот пассаж тем важен для нас, что фактически противоречит инструкциям из Москвы, которые были даны Гизелю в начале переписки: из Посольского приказа архимандриту пришла просьба, чтобы он постарался уговорить Дорошенко «служить обоим государям», т. е. и Яну Казимиру и Алексею Михайловичу, не нарушая, таким образом, Андрусовского перемирия[170].Таким образом, в 1667 г. проявились новые политические реалии, на которые тут же обратили внимание представители высшего киевского духовенства. Речь идет о прекращении конфронтации между Россией и Речью Посполитой, которая сопровождалась политическим и территориальным расколом украинских земель по Андрусовскому перемирию, а также возникшей по вине Дорошенко турецкой угрозе. С этого времени письма, прокламации и произведения киевских книжников, в первую очередь Иннокентия Гизеля и Лазаря Барановича стали обладать антитурецким пафосом.
Однако слухи о том, что «де Украина его пресветлому царскому величеству не нужна» уже пустили корни. Даже возможный приезд Алексея Михайловича в Киев трактовался как военный поход с целью уничтожения украинского казачества. Эти слухи дали обоснование казацкому бунту 1668 г., который был направлен против воеводской администрации.