Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Еще в то время, когда Дорошенко фактически управлял Левобережьем, Лазарь Баранович вступил в переписку с черниговским полковником Демьяном Многогрешным[186]. После того, как Дорошенко вернулся в Чигирин, Многогрешный, оставленный на Левобережье в качестве наказного гетмана, оказался в крайне щекотливом положении. У него не было надежных сторонников среди старшины: истеричный, склонный к пьянству, он не обладал авторитетом Дорошенко. При этом Многогрешный уже находился под угрозой со стороны сил Г. Г. Ромодановского. В такой ситуации он охотно вспомнил о предложениях архиепископа и попросил его выступить посредником между ним и Москвой. Результатом переговоров стало очередное письмо Барановича. Остановимся на тексте этого послания. Интересно, что архиепископ, несмотря на всю ту лесть, которой он, как обычно наполнил свое письмо, довольно жестко критиковал царских воевод: «Аще явиши им милость свою, — писал он Алексею Михайловичу, — сие глаголют и пишут ко мне: извести пресветлому царю: аще милости его не обрящем. Лутче нам еже домы наши оставити, неже вкупе с воеводы быть»[187] Этот пассаж не стоит трактовать только в свете конфликта Лазаря Барановича с московскими воеводами. Как уже было упомянуто, в 60-е гг. XVII в. представители киевского духовенства считали себя (что было в определенной степени обосновано их деятельностью во время измены И. Выговского и Ю. Хмельницкого) посредниками между населением Левобережья и царским правительством. «…и нам архиереом благословляти кленущия вас и молитися за творящую вам напасть»[188], — писал Баранович о посреднической роли киевского духовенства. Говоря о «вожделенных вольностях» (в первую очередь о ликвидации института воеводства на Украине), Баранович привел пример поляков, которые не поняли, что казаки — это «род сицев, иже свободы хощет, воинствует не нужею, но по воли». Архиепископ намекнул, что казаки могут снова отложиться от государя, так как «от однех воевод, с ратными людми в городех будучих скорбят, и весь мир сущими воеводами в городах украинных, одне в Литву, а иные в Полшу идти готовы, подущение всегдашнее от варваров имеют»[189].

Однако надежды архиепископа не оправдались: Многогрешный решил наладить отношения с Москвой напрямую, а бывший в то время при царском дворе протопоп Адамович и вовсе заявил, что желание убрать воевод из малороссийских городов только лишь «…затейка, Бог судит, преосвященного архиепископа Лазаря Бороновича да гетмана Северского, врага Божия и государева…»[190]

Так или иначе, но в 1668 г. Лазарь Баранович проявил наиболее самостоятельную позицию. В его переписке прослеживается определенный политический идеал той части киевского духовенства, которая хотела независимости от воевод на Украине и непосредственного контакта с Москвой. Выступив на стороне царской власти, епископ не просто убеждал Брюховецкого и Многогрешного вернуться под «высокую государеву руку», но и пытался использовать сложившуюся ситуацию для разрешения тех проблем, которые, как ему казалось, нарушали устоявшийся порядок взаимоотношений гетманской и царской власти с малороссийской церковью. Отметим также идею о превосходстве «духовного стана» над «поспольством» и казачьей старшиной и роль посредника между населением Украины и царской властью, которая также появляется в переписке Барановича в это время.

Митрополит Иосиф Нелюбович-Тукальский и казацкое восстание 1668 г. Отдельно следует рассмотреть позицию митрополита Иосифа Тукальского. Его статус был наиболее зыбким по сравнению со всеми остальными православными иерархами Украины того времени. С одной стороны, он не был признан московским патриархатом, которому принадлежала киевская митрополичья кафедра. С другой, он не был признан и королем, так как еще в 1664 г. привилей на митрополию от польского правительства получил Антоний Винницкий. По большому счету, весь его авторитет внутри церкви держался на личных связях с Иннокентием Гизелем и Лазарем Барановичем, которые ходатайствовали за него перед Москвой.