Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Позиция архиепископа Лазаря Барановича. Несмотря на то, что к Лазарю Барановичу после суда над патриархом Никоном в 1666 г. в Москве относились с большей симпатией, чем к Мефодию Филимоновичу и даже Иннокентию Гизелю, архиепископ во время казацкого бунта проявил себя двузначно. У него был повод для обиды на московскую власть: продолжался конфликт с нежинским и киевским воеводами. Не сложились у Барановича отношения и с главой Малороссийского приказа А. Л. Ординым-Нащокиным. В отличие от печерского архимандрита и местоблюстителя, Баранович не удосужился отослать в Москву письмо о происходящих на Левобережье событиях. Возможно поэтому Лазарю, в отличие от Гизеля и Филимоновича не была прислана царская грамота с просьбой «умиротворения» взбунтовавшегося населения. По началу Лазарь Баранович, как и Иннокентий Гизель не предпринимал вообще никаких действий в отношении происходящих событий. Такое поведение, по всей видимости, дало почву для различных слухов, которые также не улучшали отношений между архиепископом и царской администрацией. Так, в апреле 1668 г. под Почепом было взято в плен два казака, которые дали показания о том, что «про измену ведали с Ивашком Брюховецким Новгородский епискуп Лазорь Боронович, да нежинский писарь Романовский да из Почепа Петрушка Рословец, а опричь де их измену нихто не ведал…»[180]

Конечно же, слух об участии черниговского архиепископа в интриге Брюховецкого не мог быть правдой. Об этом свидетельствует письмо, отправленное Барановичем гетману 15 марта 1668 г. Это письмо интересно тем, что оно не похоже на другие подобные послания от Барановича: в нем нет ни красивой риторики по отношению к царю, ни безапелляционной поддержки царской власти. В первую очередь архиепископ «скорбел» о кровопролитии, «…дабы тот огнь угасил православный наш народ Росийский, дабы по суху ходил, как Израиль… кая полза крови христианской? Се трус велик, якоже кораблю Украинскому кровавыми покрыватися волнами…»[181] Особенно категорично в своем письме Баранович выступал против союза казаков с турками: «…яко огню с водою, так верному войску Запорожскому с неверным войском бусурманьским соединение…»[182]

В этом письме отразилось желание Лазаря Барановича и ограничить прерогативы царских воевод на Украине и смягчить «Московские статьи» 1665 г. дополнительными «вольностями». Выход из сложившейся ситуации он видел в возвращении Брюховецкого «под обороною монарха благоверного (Алексея Михайловича — Д. С.) придании волности войску Запорожскому»[183]

Таким образом, не поддерживая сам бунт, союз Брюховецкого с татарами и турками и измену царю Алексею Михайловичу, Лазарь Баранович проявил определенную симпатию по отношению к некоторым требованиям восставших. Надо отметить еще одно важное обстоятельство: если Иннокентий Гизель находился в Киеве под защитой воеводы Петра Шереметева, то для Барановича, после убийства Ивана Брюховецкого в июне 1668, фактическим гетманом стал Петр Дорошенко, которого архиепископ называл «настоящим превосходительным господином…»[184] Московское правительство могло удивить еще и то, что во время приближения к Новгороду Северскому царских ратных людей архиепископ покинул свою резиденцию в Спасском монастыре, уехал в Новгородскую крепость, оказавшись, таким образом, под защитой казаков Дорошенко. Однако в дальнейшем выяснилось, что причиной такого поведения послужила жестокие меры, предпринятые Щербатовым для подавления мятежа[185].