Русло реки

Ладони вернули меня на место, новая боль неожиданно вспыхнула в плечах, но в следующий миг у моей спины оказался камень. Рука прижалась к моей груди, удерживая меня, металлический предмет — было похоже на диск или монету — снова пролез в мой рот. Вода полилась в мое горло. Я закашлялась, и ладонь зажала мой рот. Я слышала, как сердце гремело в ушах, ощущала, как пальцы гудели и горели. Я сглотнула. Ладонь отпустила мой рот, но рука осталась на груди. Диск с водой вернулся. И снова. И снова.

— Стой, — прохрипела я, не могла открыть глаза. — Хватит.

— Все хорошо. Все будет хорошо, если ты просто… перестанешь двигать головой. Думай о чем-то еще. Капля дождя, раз-два — помнишь эту? Все дети в Люмене поют ее и двигают ручками. Эм, давно я ее не пел…

— Капля дождя, раз-два

Синее небо, серая туча.

Капля дождя, три-четыре

Камни и песок на берегу.

Капля дождя, пять-шесть

Вода льется, течет и падает.

Капля дождя, семь-восемь

Сначала молния, потом бьет гром.

Капля дождя, девять-десять

Буря снова к нам идет.

Все капли вместе создают…

«Сияющее озеро Люмен».

Я знала эту строчку.

— О, погоди, грязь стала гуще, — металлический диск пропал, и я услышала, как он копал. Детская песня звенела в моих ушах, смешивалась с громким биением сердца и головной болью. В конце всегда было детское предвкушение, когда последнюю строку кричали, кружась. — Ро пел еще песни, — Веран запыхался. — Не помню, как начинается. Что-то к ручейку пришло, прыгало, скакало…

«И ударилась головой».

Я приоткрыла глаз. Мир был ужасно ярким, все краски словно вымыли. Голова Верана покачивалась у воды, и я с трудом склонила голову, чтобы лучше его видеть. Он лежал на животе, рука по плечо была погружена в дыру в песке. Крыс лежал за ним, шумно дышал в тени акации. Я подвинулась, моя спина была прислонена к камню. Ноги были на солнце, но остальная я была в тени.

— Ладно, — Веран поднялся на колени и осторожно вытащил что-то из дыры. Что-то круглое и серебряное с чем-то вырезанным, превращенное в крохотную мисочку. Он поправил ноги, и я увидела обрезанную бахрому на его сапоге, поняла, что это был один из серебряных медальонов с узором лавра.

Он поднес медальон к моему рту. Капли воды дрожали в мисочке. Все еще глядя одним глазом, я сделала глоток.

— Ты сделал норку, — прохрипела я.

Он повернул голову к дыре.

— Я знал только это.

— Сработало, — сказала я.

— С трудом, — он склонился и наполнил медальон. — Пришлось копать двенадцать дюймов, пока вода не стала собираться. Я думал, что не успею, — он встал и протянул медальон. — Свет свыше, Ларк, почему ты не сказала, что тебе не хватает воды? Ты так сосредоточилась на поддержке меня и Крыса, что забыла о себе.

Он звучал недовольно. Я приоткрыла другой глаз, чтобы лучше видеть его — его лицо было искажено, он сосредоточился, пока нес ценную воду в маленькой миске к моему рту.

Я снова сделала глоток.

— Где мы?

— Недалеко от места, где ты упала. У склона были булыжники.

Я их не увидела. Наверное, туннельное зрение.

— Ты меня нес?

— Тащил. Твоя рука будет потом болеть. Я старался тянуть не за ту, которую ты берегла.

— Значит, два плеча пострадали.

— Проклятье, Ларк, что мне было делать? — он отклонился, пустой медальон был в кулаке. — Ты шла среди зарослей, а потом упала… и я не знал, что делать. Обычно мне помогают прийти в себя, я еще не делал этого сам! У людей так это звучит, словно это пустяки, и в книгах расписано четко, но это было страшно, Ларк, а не весело или просто… ты смеешься?

Меня удивило, что он понял это, потому что звучало так, словно я давилась. Все работало неправильно, особенно мой мозг. Все было смешным. Забавно было думать, как он тащил меня как мешок кукурузы. Я махнула на его возмущенное лицо.

— Не над тобой.

— А над чем?

— Ладно, над тобой. Только ты мог подумать, что помощь человеку без сознания должна быть весёлой и восхитительной.

— Люди всегда кажутся спокойными! — воскликнул он, не был спокойным. Его кудри загрубели от пота и грязи, были убраны с лица, и его брови приподнялись к небу.

— Люди, наверное, пытаются не пугать тебя, понимаешь? Бедный Веран, — я снова рассмеялась, но звук был хриплым, не подходил моему рту.

Он смотрел на меня миг, а потом развернулся на коленях. Он беззвучно склонился и набрал еще каплю воды. Мое зрение немного прояснилось, и я увидела грязь на его руках и лице, ему пришлось копать ямку рукой. Обрывки бахромы с его сапога валялись на земле.

Мое веселье сменилось дрожью усталости. Огонь пробежал по моей спине, собрался в правом плече. Картинка, как он тащит меня по склону шаг за шагом, вернулась, но уже не было смешно.

И до этого не было смешно.