Русло реки

Этим утром по всей стране жители праздновали с музыкой и едой, сменяли старые цвета новыми. В замке Толукум это проделывали ночью армия слуг и рабов, заключивших договор, они забирались на шатающиеся стремянки и меняли огромные гобелены, убирали из фонтанов выкрашенную рыбу, заменяли их сияющими фонариками или искусственно покрашенными лилиями. Плитку отцепляли, укладывали новую, стекло в лампах меняли, еду и напитки подбирали под цвет, чтобы следующим утром придворные восхищались ею, щеголяя нарядами в красках месяца.

Но вне замка смену си проводили люди с первыми лучами солнца. Дети меняли украшения на окнах, рассыпали на крыльце лепестки. Взрослые снимали вышитые знамена, аккуратно сворачивали их для следующего года, заменяли их новыми, сшитыми за долгие ночи у камина или на собраниях поселений. У каждого города были свои рецепты, представления и традиции в честь начала нового си, но это всегда было событием, шансом собраться с соседями и разделить радости и сложности в жизни.

Я смотрела сквозь туман на Великаншу, нависающую над поселением, ее ствол на высоте пятидесяти футов пропадал в тумане. У ее корней группа людей держала стремянку, и один из жителей закреплял край нового знамени на веревке, обвивающей ствол. Я смотрела, а человек на стремянке осторожно подвинулся, прижимая ткань к груди, а потом бросил ее в воздух. Золото развернулось сияющим потоком.

Недовольный шепот донесся из угла сцены. Дети были у последнего столбика, но крючок был выше, чем на других. Они на носочках пытались закрепить ленты за гвоздь. Я шагнула к ним и закончила работу за них.

— Спасибо, — сказала первая. Они собрали старые бирюзовые ленты. — Яркого декваси вам.

— Угу, и вам, — ответила я.

Они ушли. Я посмотрела на новые ленты, трепещущие на крючках.

Декваси — цвет новых начал, урожая, смены листьев, солнца.

Я не была золотой, как декваси. Я была Тамзин Охра, си дали мне родители, и я оставила себе си, получив право титула от отца Яно. Охра была сложным цветом для сочетаний, носки. Этот цвет сиял только в определенных обстоятельствах.

Может, пришло время.

Может, охра была как золото в обычном мире.

Я разложила бумаги аккуратно у края сцены. Я опустила дульцимеру Соэ на свои колени, задела пальцами струны. Прохладный туман расстроил их, и я принялась настраивать их, при этом меняя план атаки. Я думала просто поиграть мелодию на фоне, чтобы привлечь внимание людей, но теперь я быстро вспоминала, какие песни пели в начале декваси. Я выбрала свою любимую, которая подчеркивала новые начала, формируя открытую мелодию, постоянно движущуюся по кругу.

Я еще раз проверила струны. Это были мои первые ноты после нападения на мою карету. Пальцы плохо слушались. Тело болело от вчерашнего падения, спина ныла от того, как я сотню, а то и тысячу раз опускала и поднимала пресс прошлой ночью. Я устала, спала всего несколько часов. Но мелодия песни была яркой в моей голове, и я отогнала боли и начала.

Сначала дети забрались на сцену, узнали начало песни. Они запели радостно и хаотично, не попадая в ноты. Я улыбнулась им, чтобы они продолжали. Они прыгали и пели. После пары куплетов две девушки подошли за ними, на их головах были венки с рудбекиями с черными серединками, а в руках — корзины, полные золотарника. Они улыбнулись детям, добавили свои голоса, придав повторяющемуся ритму сладкую основу. Мужчина с молотом остановился и запел с ними, чтобы не считать гвозди на крыльце. Несколько родителей подошли проверить их детей, и вскоре они тоже запели.

Наконец, после еще одного куплета, один из взрослых заметил памфлеты. Женщина подошла ближе, взяла один и посмотрела на название.

Она нахмурилась.

Но стала читать.

Я смотрела, рассеянно играя, добавляя несколько украшений повторяющейся мелодии. Напарник женщины присоединился к ней, с интересом поглядывая поверх ее плеча. Мужчина с молотом взял себе памфлет. Вскоре взрослые столпились. Все больше человек бросали свои утренние дела, шли на пение. Больше человек брало бумаги. Они читали послания. Некоторые уходили, глядя на страницу. Я увидела, что юноша понес памфлет к трактиру и застучал в дверь — промазал и ударил сначала по косяку, потому что голова была склонена к бумаге в его руке. Хозяйка появилась в дверях с тряпкой для посуды. Он показал ей памфлет, они склонили головы, обсуждая текст.

Мое уставшее сердце дрогнуло.

Мужчина и женщина выглядели немного возмущенными. Они огляделись на соседей, мрачно и с яростью посмотрели на меня и умчались прочь. Но многие остались или решительно поспешили прочь, некоторые забрали при этом несколько памфлетов. Некоторые привели других к сцене. Мои запасы уменьшались, но я не останавливалась, чтобы достать из сумок еще. Мне понадобятся все копии, да и… семена были посеяны. Лучше бы им поделиться с другими. И обсудить.