И. Ш. Попробую пояснить свое понимание еще одним примером. В 1980-е годы в Западной Германии издавался (и, кажется, выходит до сих пор) хороший, патриотический журнал «Вече». Издавал его ныне покойный О. А. Красовский, на свои личные деньги, своими трудами. А потом я узнал, что он — из власовцев, и мне очень интересно было понять психологию вот такого «самого положительного власовца». Под конец жизни Красовский стал публиковать в своем журнале воспоминания — и я надеялся найти там ответ на свой вопрос. Но он все рассказывал о своей жизни после конца войны. И только один раз обмолвился, что его опыт привел его к выводу, что «против Сталина он пойдет хоть с чертом». Но ведь «идти с чертом» на традиционном языке значит — «продать душу дьяволу». Так можно ли продавать душу дьяволу ради борьбы со Сталиным (или с чем бы то ни было)? Вот это, мне кажется, и есть проблема «лучших власовцев» и шире — «лучших антикоммунистов». А руководители движения несут гораздо большую ответственность, они ведь несомненно знали о том, что писали Гитлер и Розенберг о политике в отношении славян, знали о плане «Ост».
Если признать существование «героев по ту сторону фронта», то надо отказаться и от претензий к позиции Ленина и его группы во время войны. Ведь они, по крайней мере, не стреляли в русских солдат, а только способствовали развалу армии и страны на деньги, полученные от немцев. Почему сомневаться, что Ленин считал тогдашний строй в России чудовищным, что был искренним, призывая «положить конец с ужасом — ужасу без конца»? Ведь с начала XX века русская деревня кипела бунтами (с 1902 года). А при усмирениях шли в ход и порка, и расстрелы. Как разошлось восприятие жизни народа и образованного слоя, показало то, что в 1918 году в одну ночь соседними крестьянами были сожжены Михайловское, Трехгорское и Покровское (имение Ганнибалов). Жгли с плясками, песнями, как праздник — не ради грабежа. То есть две части русского народа перестали понимать друг друга. Можно было искренне считать, что для искоренения накопившегося зла стоит расплатиться и целостью страны.
Не может ли быть верной точкой опоры во всех вопросах старый английский принцип: «right or wrong — my country» (хороша она или плоха — но это моя страна)? Ведь если существует хоть какой-то замысел Божий о России, то для исполнения его она должна существовать. Значит, первая задача — отстоять ее, а только потом имеет смысл гадать о том, в чем этот замысел состоит.
М.Н. С последним согласен. Но в самой Германии были разные силы, в том числе и не разделявшие антиславянскую политику Гитлера, — с ними и пытался сотрудничать Власов вместе с многими эмигрантами. Две его дивизии, как вы знаете, были созданы лишь в 1945 году и приняли скорее пропагандное участие в одном-двух боях на Одере, а потом освободили от немцев Прагу. Вы же под «власовцами» имеете в виду всех тех разрозненных советских «добровольцев», около миллиона, которые изначально воевали в немецких частях, — но они не имели отношения к Власову и его планам. Тут не о них речь. И вообще, по ту сторону фронта оказались не только военные, но миллионы гражданских русских людей. Были такие, кто стремился не к «союзу с немцами», а к созданию «третьей силы» на оккупированных территориях — «против Сталина и Гитлера». С этой целью в Россию направились и эмигранты (только из организации НТСв гитлеровских лагерях погибли десятки таких энтузиастов). Были эмигрантские юноши, бросавшие учебу и шедшие в Югославии в ряды Русского корпуса, готовые умереть за православную Россию — для них это было продолжением гражданской войны против Интернационала, так они были воспитаны отцами… Были священники, окормлявшие их и потом спасавшие от выдач на расправу СМЕРШу.
И разве не было среди них героев? Неужели можно их считать «изменниками Родине»? Ведь они советской (в их терминологии — «жидо-большевицкой») власти не присягали, а изначально боролись с ней как с оккупационной. Да и многие из советских граждан помнили свою присягу царской власти, считали болыиевицкий режим