Последние века Россия многое восприняла от Запада, но постоянно борясь за то, чтобы при этом не утратить своего национального лица. Первая попытка, кульминацией которой были реформы Петра, была успешной лишь частично. Многое из того, что было создано, останется как наши вечные ценности, но много благоприятных возможностей было упущено. При быстром росте населения крестьянам не хватало земли и они беднели, а стремление обеспеченных слоев к сладким плодам западной цивилизации росло. Кризиса избежать не удалось, и произошел тот раскол страны, символом которого является крестьянский разгром Михайловского. Совершилась катастрофа революции, гражданской войны и крестьянских восстаний.
Вторая попытка в том же направлении, основанная на коллективизации и индустриализации, имела гораздо более кратковременный успех. Плоды ее неудачи мы сейчас и переживаем. А главный дефект был в том, что это была попытка в принципе повторить, скопировать западный путь — индустриализации за счет деревни, построения чисто городского, основанного на технике, общества. Россия не могла использовать свою главную силу — созданную за тысячелетие (и даже тысячелетия) собственную цивилизацию. В этом и причина проигрыша Западу — мы стали играть по его правилам. Но есть и утешение в нашем проигрыше: мы лишь проиграли в борьбе за место лидера в гонке в никуда.
Если такой взгляд верен, то из него можно сделать ряд выводов. Надо оторваться от схемы — «выбирать между социализмом и капитализмом». Не следует частную собственность немедленно связывать с капитализмом, а человеческую солидарность — с социализмом. Оба явления несравненно древнее, столь же древние, как и человеческое общество. Замечательное исследование провел этнограф В. Шмидт в книге «Древнейшие формы собственности». Он исследовал наиболее примитивные из существующих обществ (хотя что теперь значит «примитивные»? — он имел в виду низкий уровень технического развития): готентотов, бушменов и т. д. И обнаружил у них очень ярко выраженное представление о частной собственности. Но оно компенсировалось столь же сильным императивом взаимной поддержки. После удачной охоты охотник мог и не поделиться добычей с соседями. Но тогда его могли не выбрать предводителем охоты, вообще не пригласить на охоту, не помочь в постройке новой лодки и т. д. А без всего этого он не мог выжить. Опираясь на эти вечно присущие человечеству тенденции, наши потомки сумеют, надо надеяться, построить общество, соединяющее деревенский индивидуально-семейный труд с высокой техникой, лучшие плоды западной цивилизации — с русской цивилизацией.
М.Н. Разумеется, путь западной демократий тоже ложный. Как раз начиная с Ренессанса он и стал проявляться все отчетливее: материальные ценности стали явно доминировать над духовными целями жизни. Религиозное оправдание этому дала Реформация, снизившая планку христианских требований к экономической деятельности и породившая капитализм (поэтому не могу считать ее примером правильного народного выбора, как вы пишете в одном месте). Все это, помимо материального прогресса, позволило владельцам денег стать подлинными правителями западного мира, поощряя эгоистичные интересы индивидуума, разлагая национальные традиции, свергая монархии и атомизируя общество в демократии.
Такой метод достижения мирового господства в опоре на греховную природу человека оказался более реален, чем коммунистический с его утопической ставкой на насильственный атеизм и тотальную дисциплину. В сущности, коммунизм и был призван лишь разрушить главного соперника западных демократий — православную Россию, а не созидать нечто отличное от западной материалистической цивилизации. На Западе же все достигается «свободно» и «естественно» — с помощью денег в опоре на свободу человеческих пороков. Это гораздо проще и соблазнительнее, вот почему Запад и одержал политическую победу в холодной войне с вышедшим из-под его контроля коммунизмом. Вот почему и сейчас нам так трудно противодействовать разлагающей идеологии, навязываемой народу: «жить малыми радостями, даже если народ в целом умирает»…