Русофобия

— Ну, а падение коммунистического режима разве не настоящее чудо? Что значит «чудо»? Чудо — это то, что абсолютно непредсказуемо. То, что не определяется никакими учитываемыми закономерностями. В хорошую или в дурную сторону — на беду, на горе или к счастью это произошло, другой вопрос. То же самое — победа в войне: когда немцы стояли под Москвой. Как они вдруг покатились на нас с совершенно невероятной скоростью — сначала Минск, потом Киев! Казалось, все, уже конец! И вдруг произошло что-то совершенно особенное, под Москвой. Конечно, это воспринималось как чудо. И не просто воспринималось. Это было чудо.

— Да, это и было чудо!

— Мы с одним моим старым приятелем, тоже старым человеком, как-то недавно разговаривали и пришли к такому выводу, что с точки зрения логики никаких надежд на то, что Россия выживет, нет. Конечно, если бы это было про чужой народ, который не так жалко, — ну, я бы спокойно сказал: это все типичная картина умирающего народа. Но ведь бывает же чудо. Вот на него и надо надеяться. Ведь какие чудеса уже бывали, почему же здесь его не будет? По благодати, по милости к нам.

— Я помню, в 1986 году мы ходили с дочкой в музеи Кремля, и она спрашивает: а когда была последняя служба в Успенском соборе? Если бы мне кто-то сказал тогда, что черед три года я здесь буду стоять на службе!.. Мне это казалось совершенно невероятным, фантастическим…

— Да, это единственная надежда, конечно. Надежда на чудо. Несправедливо представление о том, что история как-то может быть предсказана, хотя бы в общих чертах. История — это не физика. У каждого человека есть свободная воля, которая может обернуться совершенно непредсказуемым образом. Так же и у народа. И история может быть повернута.

— У Вас есть свой любимый святой, любимые святые, которые вам особенно дороги?

— Да. Это Александр Невский. Он как раз жил в период, который наиболее соответствует тому, что мы сейчас переживаем. Он стал моим любимым святым в последние годы. Часто я к нему возвращаюсь, перечитываю, переживаю его житие. И действительно, тот период наиболее близкий к тому, что сейчас у нас. Россия разгромлена, побеждена. Какие-то совершенно чужие люди, инопланетяне, командуют… И тут еще наносят по нему удар немцы с запада. Когда он собрал свою рать, его спросили: а какая же у него надежда в таком положении победить? А он сказал: «Не в силе Бог, а в правде». Это, конечно, поразительной глубины мысль, это какая-то, с одной стороны, чисто мистическая, конечно, апелляция к божественной воле. А с другой стороны, что-то есть рациональное, чисто материальный какой-то аспект, ведь он предполагал выиграть вполне конкретную битву. Думаю, что он апеллировал к представлению о том, что выигрывает в войне не тот, кто сильнее, у кого больше войска, у кого лучше оружие, а тот, кто способен на большую жертву. Ощущение своей правды дает людям силу идти на жертву, на которую противник не идет. Он как бы планку жертвы поднимает выше. А противник не может на эти жертвы пойти. Так же, я думаю, и последняя война была выиграна, потому что русские принесли гораздо больше жертв, и на это немцы просто не были способны. Если бы они были готовы на такие же большие жертвы, я думаю, они могли бы и Москву взять, в конце концов.

— Но ведь считается, что раньше все-таки мы побеждали в основном не числом, а умением? Духом. И даже часто бывало так, что нас было меньше, чем противника, но мы побеждали. А вот за прошедшую войну как раз многие нас и обвиняют, что мы, мол, «задавили пушечным мясом».

— Нет, я не принимаю эту точку зрения. И на Куликовом поле, где погибла половина сражавшихся, — значит, тоже «задавили мясом»? Понимаете, может быть, нас было и тогда меньше, но бились так, что готовы были все полечь — за правду, в которой Бог. А когда (я говорю условно) татары увидели, что половина их уже полегла, они решили, что пора спасать свои шкуры. А русские были готовы и дальше стоять. Так что дело не в количестве, а в способности к святой жертве. Мне кажется, что это и есть секрет победы в истории в конце концов.

Опубликовано в журнале «Образ», 1997, № 1(8)

«ЧТОБЫ ИСТОРИЯ РУССКОГО НАРОДА НЕ ОБОРВАЛАСЬ…» [37]

Михаил Назаров. Игорь Ростиславович, ваше давнее и мужественное неприятие и коммунистической, и западной идеологий достойно искреннего уважения. Это было редкое явление в диссидентских кругах, да еще столь высокого, академического ранга. За вашими выступлениями я следил с 1970-х годов, в публикации некоторых работ довелось и самому участвовать в эмиграции; там, в Германии, состоялась и наша первая встреча…