Ничего подобного в практике германо-российских отношений не существовало и даже не рассматривалось на перспективу. Повторять смелый поступок Петра Великого – прорубать в капиталистическую Европу окно, или того хуже, дверь для простых советских граждан – нет, такое развитие ЦК КПСС и управляемая им советская дипломатия на тот момент и представить себе не могли.
Посольство СССР в 1976 году перебралось на новое местожительство, в тот самый Швайнхайм-Свинарник, самый тихий район Бад Годесберга, где после образования ФРГ размещалась первоначальная резиденция президента Теодора Хойса. Более того, пристанищем советских дипломатов стал как раз тот самый крошечный домик, где президент вручал указы о назначении первому кабинету Аденауэра, принимал верительные грамоты от иностранных послов и после многотрудной работы мирно, как в ботаническом саду, засыпал под чириканье экзотических птичек. Удивительно, но факт – российско-германская взаимосвязь находила видимое выражение даже в таких мелких и, казалось бы, малозначимых деталях.
Скромная президентская вилла, возможно, соответствовала кругу полномочий главы ФРГ образца 1949 года, но никоим образом не подходила для выполнения широкой сферы задач дипломатического представительства великого государства. Имелось в виду, что через пару лет на прилегающих семи гектарах рядом с малюсеньким домом появится целый посольский городок с просторной служебной частью – отдельными кабинетами для всех ста дипломатов, канцелярией с машбюро, бухгалтерией, инженерно-техническими помещениями с мастерскими, а также гигантскими, не меньше, чем в Берлине, представительскими залами на тысячу гостей со всей сопутствующей инфраструктурой (большая профессиональная кухня, холодильная камера, разнообразные склады) и отдельной солидной аудиторией для пресс-конференций.
Вторую половину этого мини-поселения должна была составить общедоступная территория спокойного обитания сотрудников и членов их семей – жилой корпус на
две сотни квартир, десятилетняя общеобразовательная школа, детсад, медпункт, кинозал, магазин, ресторан и огромная зона отдыха, включающая закрытый спортивный зал, теннисный корт, площадки для волейбола, баскетбола и городков, уютный пятачок для проведения вечеринок на свежем воздухе, бассейн под маркой пожарного резервуара (иметь настоящие бассейны посольствам когда-то запретили, да так о том и забыли), да и кое-что другое.
Пока же персонал посольства вместе с командирами чувствовал себя на президентской вилле как селёдки в бочке. Но никто не ворчал, не диссидентствовал, жили как на родине – ожиданием светлого будущего.
Посол принял обербургомистра приветливо. В главном дипломате страны Советов в Западной Германии ощущался размах человека думающего, заинтересованного в развитии отношений. Тем не менее разговор не получился. Фалин резал какими-то загадочными, то ли высокопарными, то ли пустопорожними фразами про «вечно вчерашнюю» политику ФРГ. Как будто и не было пятилетки разрядки и не сам генеральный секретарь Леонид Брежнев похвально отзывался о новой восточной политике Западной Германии. Предупреждал, что «задушить Союз в объятиях на волне примирения, как здесь некоторые рассчитывают, не получится, и не мечтайте». Какое отношение имели эти строгие установки к делу побратимства городов? Буркхардт ничего не понял.
Письмо бургомистра вместе со справкой о Мюнстере, который рвался на амбразуру холодной войны и желал установить дружбу и партнёрство с примерно такой же величины городом в России, посол милостиво взял в руки. Но тут же, будто они заразные, передал документы сотруднику, присутствовавшему на беседе и без передышки записывавшему, в особенности хлёсткие высказывания руководителя.
Радушно прощаясь, предупредил, что ответа ждать придётся долго («бюрократия, знаете ли, не меньшая, чем в Германии»). Прошло три года, «голубя разрядки» Валентина Михайловича Фалина заменили. Но в администра-
ции Мюнстера никакой – ни да ни нет – весточки из посольства в Бонне так и не получили.
Максим в Западном Берлине подобные методы работы коллег отвергал начисто. На все приходившие в генконсульство письма поклонников Советского Союза и его злостных недоброжелателей он стремился давать краткие, но вежливые ответы. Культура переписки – важный показатель работы дипломатического представительства любой страны.
Мировая дипломатия начинала приобретать всё более публичный характер. Иностранных дипломатов воспринимали как визитку государств, которые они представляли. По их поведению, выступлениям, ответам на обращения и даже внешнему виду местное население формировало своё собственное представление о той или иной нации.