Руссиш/Дойч. Семейная история

Тройка друзей попыталась оживить скучную внутрипосольскую жизнь. Начали организовывать музыкальные вечера, устраивать демонстрации авангардистских фильмов. Сотрудники с удовольствием ознакомились с новинкой студии «Дефа», которую обсуждала вся ГДР, однако нашли «Легенду о Пауле и Паулине» пропагандирующей буржуазные ценности и посему недостойной показа в Советском Союзе. Максима уговорили участвовать в концерте художественной самодеятельности по случаю какого-то праздника. Он с упоением прочитал отрывок из поэмы «Станция Зима» своего любимого Евтушенко. На следующий день исполнителя вызвали в партком и его секретарь простодушно объяснил:

– Вые… бы тебя за твою само…х…деятельность полагается. Но на первый раз, б…, прощаю. Чтоб и духа этого х… Евтушенко в посольстве не было. Ладно, свободен, иди в п…

По инициативе Максима тройственный союз придумал себе забаву – написать что-то вроде гимна советского посольства в Берлине. Для простоты восприятия сочинить его на какой-нибудь известный мотив. Макс и предложил:

– А что если взять известную светловскую мелодию «Я не знаю, где встретиться…». Её все знают, и распевать легко.

Так и поступили.

Несколько дней друзья корпели над творчеством в индивидуальном порядке, а потом встретились вместе и соединили наработки каждого в единый текст. Вот что получилось.

Есть на Липовой улице
Наш советский квартал.
Может небо нахмуриться,
Разразиться скандал.
Может что-то где-то приключиться,
Между липами раздор случиться.
Вдруг забродит рядом недовольство,
Но – железно! – не у нас в посольстве.
Кто служил за границею,
Должен верить и ждать.
А ещё – по традиции –
И уметь побеждать.
Защищают дипломаты смело
Нашей родины любимой дело.
И в Берлине с памятью военной
Будут мир и дружба непременно.
Эх, судьбина посольская,
Нам с тобой по пути.
Выдай тайну по-свойски нам –
Что там ждёт впереди?
У профессии родной основа –
Расставаться и встречаться снова.
Так что говорить «Прощай!» – не точно.
До свиданья! Дальше – многоточие.

Не Лермонтов, разумеется, и даже не Светлов. Но всё же, чтобы труд не пропал даром, постановили ознакомить с ним общественность. Та в лице завклубом, канцелярии и рабочих мастеровых с водителями одобрила. Однако для публичного исполнения требовалась санкция парткома. На этот раз Георгий Матвеич Разносов вёл себя куда более категорически. После вчерашнего вечера дружбы в одном из братских министерств у него раскалывалась голова, и свои чувства мог выражать исключительно матом.

– Какого х… вам, б…, надо? Какой, б…, гимн? В ж… зачесалось? Какой, е… вас в рот, вам на х… еврей Светлов нужен? В синагогу посольство, б…, превратить хотите? Что за х… про раздрай в липах? С братской ГДР поссорить, б…, желаете? Партия, б…, не допустит! Пошли в п…, и затею вашу ё… в ж… себе засуньте.

Таким образом, творение посольской молодёжи процедуру высочайшего партийного утверждения не выдержало. Других начальников подобная мелочь не интересовала. Каждый жил своей жизнью. Посол летал высоко в облаках, строго следя за тем, как бы его подопечные – политбюро ЦК СЕПГ – не отчебучили чего-нибудь оригинального, не согласованного с Москвой. Заместителя посла – посланника – влекли молоденькие девушки. Советники руководствовались принципом «Моя хата с краю». На редких междусобойчиках голосили «Но от тайги до британских морей…» и «По военной дороге шёл в борьбе и тревоге…». Тем не менее старая песня с новыми словами время от времени звучала на посольской даче в Грюнхайде. По выходным на отдых, купание и лесные прогулки на велосипедах туда съезжался уставший от трудодней дипломатический пролетариат.

Четыре года пролетели как одно мгновение. Интенсивный труд Максима не прошёл даром. Назначили его на более высокую должность атташе, и даже сам посол Абрасимов, вернувшийся в Берлин на смену незадачливому Ефремову, как-то на посольской оперативке расщедрился на целое похвальное предложение в адрес молодого ди-

пломата из генконсульства. Впрочем, атташе получили и совсем не горбатившиеся Витька с Володькой и даже Артур из консульского отдела, прослывший редкостным бездельником. Посол Ефремов руководствовался мудрым советским принципом «Всем сёстрам по серьгам».