Руссиш/Дойч. Семейная история

Никто в открытую не обвинял и советскую сторону в негласном финансировании прокоммунистических организаций, никто не требовал от них самопризнания в качестве советских агентов, а предложение о создании некой парламентской либо другой комиссии по расследованию фактов советского вторжения вызвало бы, вероятно, безудержный издевательский смех со стороны местной общественности.

Вопрос о вмешательстве Максим пытался изучить и с другой стороны. Дипломаты совпосольства в Бонне чуть ли не каждый день выступали с лекциями в маленьких и больших городах, перед слушателями разных возрастов, политических убеждений и конфессий. Полторы сотни выступлений ежегодно набирались играючи.

А как было в СССР, ведь основной принцип дипломатии – взаимность? Сколько раз в год выступали перед рабочими, колхозниками и трудовой советской интеллигенцией западногерманские дипломаты? Никто из старожилов дипслужбы не мог вспомнить хотя бы один случай, когда председателю какого-нибудь поселкового совета или секретарю общества филателистов периферийного советского городка вздумалось, как это сплошь и рядом происходило в ФРГ, позвать докладчика на тему «Першингов» из посольства одной из западных стран. А о последствиях такого приглашения лучше вообще и не упоминать.

Однажды Максим согласился на участие во встрече со студентами Боннского университета. Там, как и повсюду в стране, разгорались антивоенные настроения. Дискуссия получилась отчаянно бурной. Гостя завалили провокационными вопросами о внутренней и внешней политике родного государства аж с 1917 года, но он достаточно

элегантно, с юмором парировал все каверзные попытки загнать его в ловушку.

По завершении мероприятия к нему подошла молодая, чуток за 30, худенькая ухоженная женщина и на ломаном немецком поздравила его с «блестящим» выступлением. Она предложила ему с Полиной зайти в кафе и по горячим следам обменяться мнениями. Выяснилось, что Лайза Кларк – гостевой доцент из Америки, преподающий здесь политологию. Мнение американки вызывало у Максима здоровый интерес, и он согласился.

– Вы, господин Сельюар (выговорить «Селижаров» гражданка из-за бугра так и не смогла), справились на самую высокую оценку. Все ваши ответы были, разумеется, насквозь фальшивыми, далёкими от истины, как до планеты Юпитер, сплошной обман и перевирание фактов. Но что самое забавное, многие слушатели скорее всего поверили в вашу белиберду о белой и пушистой России и кознях вонючего Запада. А всё из-за того, что говорили вы достаточно просто, уверенно и искренне. Загадочную русскую душу эксплуатировали на полную катушку.

В этом смысле, – продолжила мисс Кларк, – советской дипломатии можно только позавидовать. У неё есть истинные профессионалы своего дела и настоящие патриоты своей страны. Они врут грамотно, не тушуясь и не краснея, в расчёте на то, что всегда найдутся ослеплённые идиоты, кто по незнанию примет на веру любую ложь.

Максим горел желанием осадить американку, растереть в порошок её гнусные измышления, начать диалог по существу – давайте разбираться по порядку, по пунктам, где ложь, а где правда. Ваши крылатые ракеты морского базирования разве не заменяют «Першинги»? А у нас все ракеты размещены на земле, а не на море. Так как считать по справедливости? «Война звёзд», которую заваривают Штаты, она против кого предназначена – против Мексики или Китая? Вот то-то же! Истина, хотелось ему кричать, в том, что врут-то больше всего сами американцы, а сваливают на других. В крови у них – оболванивание на-

родов мира! Кто из нас возомнил себя спасителем человечества? И кого в мире уважают больше – русских или американцев?

Но от того, чтобы надавать по шее этой оголтелой апологетке западных ценностей, удержала Полина. Да и сама Лайза, нагадив, предпочла перевести разговор на другие темы:

– Милош Форман, автор «Гнезда кукушки», экранизировал, знаете ли, знаменитый мюзикл «Волосы». Если ещё не видели, рекомендую настоятельно – очередной шедевр. Какая музыка, танцы, съёмки, всё великолепно… Вот такую антивоенную пропаганду на все сто разделяем и мы, американцы.

Кино Максим обожал, поэтому с удовольствием пустился в рассуждения о том, назовут ли когда-нибудь Райнера Вернера Фасбиндера лучшим кинорежиссёром Германии всех времён. Его фильмы как нельзя лучше отображали жизнь послевоенной Германии, без видимых душевных порывов, как у французов, сплошное рацио, но после них хотелось думать и думать. Аналогичные чувства возбуждали спектакли Таганки.

– Ты знаешь, а мне она понравилась, – делилась дома впечатлениями супруга. – Согласись, ведь она в чём-то права. Разве ты сам не прохаживаешься, да ещё крепче, чем она, по брежневско-громыкинским нравам? Разве прошлогодний визит в Бонн нашего бессменного лидера не убедил тебя в том, насколько глубоко прогнила вся система?

– Так-то оно так, – отвечал супруг. – Да только привык я в своём критическом настрое руководствоваться пушкинским изречением: «Дёрнул меня чёрт родиться в России, презираю страну свою с головы до ног, но страшно досадно, когда чувства эти не я, а иностранец выказывает».