Руссиш/Дойч. Семейная история

– К сожалению, не могу, поскольку журнал этот не читаю, – спокойно ответил Максим. «Бальд» относился к разряду «жёлтой», бульварной прессы, не содержащей ничего политически значимого, и посольство его не выписывало. – Однако позвольте спросить, о чём идёт речь в упомянутой вами публикации?

– Так вы, значит, ещё с ней не ознакомились? Что ж, охотно сообщу. «Бальд» обвиняет вас в шпионаже и сообщает о предстоящем объявлении вас «персоной нон грата». Вас с супругой высылают из Германии.

В душе Максима всё похолодело. Так вот что, наверное, означал прокол колеса! Положив трубку, он бросился в близлежащий газетный киоск за свежим номером пакостного журнала-скандалиста.

Статья никаких сенсаций не содержала. Читателю сообщалось только, что в советском посольстве вот уже почти три года работает как заводной первый секретарь Селижаров. У него куча знакомых во влиятельных политических кругах. С прокламациями против размещения «Першингов» он, мол, исколесил всю страну и кое-кого пытался завербовать для работы против своей родины на вражеский Советский Союз. Теперь для этого самого активного агента КГБ пришёл час расплаты. Германский МИД не сегодня-завтра потребует его высылки. Статья содержала большую, чуть ли ни во весь журнальный лист фотографию самого Максима и, что было против всех правил, сообщала даже адрес его местожительства.

Максим вспомнил мудрые заветы старика Акимыча – не лезь на рожон, тех, кто высовывается, берут на прицел

снайперы. Говорили же ему – инициатива всегда наказуема. И вот, пожалуйста, наглядное тому свидетельство. Подобные, даже откровенно пустые публикации ничего хорошего мидовскому работнику не сулили. Соседские ребята изначально настраивались на возможность «магии разоблачения», да и труд их оплачивался по другим расценкам. А вот для «чистовика» перспектива высылки из страны НАТО могла означать принудительное завершение карьеры. Мидовцу перекрывался въезд на главные сцены мировой политики.

В посольстве обнаружение шпиона встретили по-разному. Свои сочувствовали, ласково повторяя – «ведь сколько раз предупреждали, не перетруждайся, отдохни, злопыхатели всегда по самым активным бьют». Подкрышники главным образом злорадствовали – «так ему и надо, ишь, выпендриться захотелось».

– Скажи, кто конкретно из моих тебя обидел, – успокаивал Шерстюк, – такой фитиль вставлю, навеки запомнят.

По спецсвязи с резидентурой уже разговаривал Долгорукий, интересовавшийся, насколько серьёзны обвинения против зятя. Но больше всех почему-то взволновалась Полина. Такой бледной и расстроенной Максим её ни разу не видел.

Поздним вечером в неприметном кафе на берегу Рейна встретились с Максом Шпрингдерхаузеном. Тот сказал, что весь день занимался расследованием обстоятельств публикации статьи в «Бальде». И вот что удалось выяснить:

– Наши спецслужбы внимательно наблюдают за вашим посольством в Бонне. Может, не так тщательно, как ваши за нашим в Москве, но наблюдают. И им надлежит время от времени рапортовать об успехах, требовать улучшения финансирования. Всё абсолютно зеркально, как происходит и у вас с КГБ и ГРУ. Когда нет материи или, напротив, по тактическим соображениям надо сделать вид, что её нет, берут на мушку наиболее заметных. По та-

ким же правилам, думаю, действуют их коллеги в Москве. Короче – ты, Максим, попал под горячую руку. Претензий к тебе, если я правильно понял, у нашего МИДа нет. Никакая высылка тебе не грозит. Так что возвращайся домой и успокой Полину.

После разговора с кузеном у Максима будто гора с плеч свалилась. Впервые за многотрудный, длившийся, как показалось, не меньше недели день он вздохнул свободно. Дома попытался утешить и супругу. Та была просто вне себя и немного поостыла только после того, как несколько раз выслушала рассказ мужа:

– А как ты считаешь, Максу твоему можно верить? Что бы он ни говорил, успокаиваться не надо, пока сами немцы официальный отбой не дадут. Звонил отец. Он просил не горячиться и не видит ничего серьёзного в публикации, обычные игры в стиле Джеймса Бонда, но всё же, всё же…

На следующий день советник-посланник, вручавший в МИД ФРГ ноту протеста по поводу публикации, привёз в посольство радостную весть. В Германии, как ему объявили коллеги, строго соблюдается свобода печати. Федеральные власти не могут нести ответственность за достоверность или недостоверность сообщений, публикуемых в средствах массовой информации, и не готовы их комментировать. МИД Федеративной Республики не имеет к господину Селижарову никаких нареканий.

Полина начала собирать разбросанные по квартире вещи, подлежавшие, по всей видимости, упаковке в чемоданы в случае откомандирования на родину в пресловутые 24 часа.

В последующие две недели перед отъездом в Баварию Максим наведался к некоторым своим знакомым из числа политиков. Он предполагал, что «развенчание в качестве шпиона» крайне негативно скажется на его доброй репутации среди постоянных собеседников в бундестаге и партийных штабах. Но те только хохотали и дружно употребляли скромные немецкие обороты и словосочетания,