«Максимушка, мой дорогой и горячо любимый супруг!
Обстоятельства вынуждают ускорить реализацию согласованного плана действий.
Наши американские друзья настаивают, чтобы я переехала уже сегодня. Тебя ожидают в назначенном месте сразу после возвращения из Мюнхена.
Немедленно уходи, поскольку у друзей есть основания подозревать плохое. Они просят взять копии шифровок, помеченные синими точками, а также обязательно номер 291931 с указаниями по ракетам.
Поторопись, дорогой, будь начеку.
До скорой, скорой встречи, после чего начнём новую свободную жизнь.
Целую тысячу раз.
P.S. Записку немедленно уничтожь».
Машинописный текст завершался чем-то наподобие подписи – большая буква С с хвостиком.
«Ай да Шерстюк, ай да сукин сын, – восхищался сам собой заместитель резидента КГБ. – Не утерян, знать, профессионализм. Есть ещё порох в пороховницах! То-то будет потеха! Вначале мальчика Максима за бока возьмём, заставим его одуматься в семейном вопросе, а потом, не исключено, и всё посольство посмеётся».
Единственный указанный в записке номер шифртелеграммы был настоящим. Когда полковник знакомился с архисекретными указаниями центра по самому животрепещущему вопросу – о советской реакции на решение НАТО, он случайно обратил внимание на номер депеши и поразился, что тот дублирует дату его рождения – 2 сентября 1931 года.
Оригинал найденного послания нашёл укромное место в его портмоне.
Приближался день смеха. Любителей схохмить, отчебутить что-нибудь оригинальное в коллективе было хоть отбавляй. На первое апреля конструировали такие приколы, какие не могли взбрести на ум даже лучшим советским юмористам Славкину с Аркановым. Одного чуть кондрашка не хватила после того, как бедолаге подсунули оформленную на бланке МИД ФРГ с печатью и прочими причиндалами ноту с объявлением того «персоной нон грата» и высылкой из страны в течение 24 часов. Войдёт, возможно, в первоапрельскую историю и шутка Шерстюка. Хотя, как всем известно, КГБ шутить не любит.
Довольный собой, Ермолай Евграфыч вызвался гулять с Гошей и вечером. Мария Фёдоровна, в глубине души собак не терпевшая, не могла не нарадоваться неожиданной доброжелательностью супруга, обычно негативно реагировавшего на подобные просьбы.
Когда Шерстюк открыл дверь квартиры Селижаровых, первым делом взглянул на вешалку и тут же вздрогнул – оставленная им несколько часов назад записка исчезла. Его прошиб холодный пот. Ермолай Евграфыч тщательно обшарил все углы. Может, сквозняком каким бумажку унесло? Но окна вроде закрыты. Поиски ничего не дали –
бумаги не было, а пёс выжидательно поднял мордашку – как насчёт вечерней-то прогулки? Тут-то он и увидел на гошиных усах нечто, напоминавшее остатки бумаги. На душе сразу же отлегло. По всей видимости, пёс, любитель пожевать тапки, носки и прочую «вкуснятину», проглотил и шерстюковское творение.
«Ну ничего, завтра поутречку новое, ещё более совершенное набросаем», – подумал он.
Но следующий воскресный день выдался необычным. С утра вызвали на работу. С Гошей пришлось отправиться заспанной супруге.
Резидента было не узнать. У того, обычно никогда не унывающего, зашкаливало плохое настроение. Генерал сообщил, что завтра, в понедельник прибывает важнейшая делегация из центра. Звучало как у Гоголя: «К нам едет ревизор!» Но какова цель неожиданного визита, Николай Макарыч распространяться не стал.
Шерстюк не догадывался, что несколько часов назад в Бонн с Лубянки пришла экстренная и архисекретная в кубе телеграмма за подписью самого главного. В ней сообщалось, что дальним соседям удалось раскрыть в посольстве американского агента – первого секретаря Селижарова М.Б., который в настоящее время находится в Мюнхене и во второй половине дня должен возвратиться в посольство.
Резиденту предписывалось в тесном взаимодействии с коллегой из ГРУ под предлогом болезни тестя генерала Долгорукого Ю.М. первым рейсом «Аэрофлота» отправить Селижарова М.Б. в Москву, где сразу же в аэропорту он будет арестован. Одновременно требовалось навести все возможные справки относительно места пребывания его супруги Селижаровой П.Ю., которая также подозревается в шпионской деятельности.
Для сведения сообщалось, что генерал Долгорукий временно отстранён от руководства вверенного ему подразделения и находится под домашним арестом. Резиденту запрещалось информировать об операции кого-либо в