Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

Именно в силу уникального характера власти в будущем обществе (у Ленина социалистической власти, а у Муссолини фашистской власти), ставящей во главу угла кооперацию интересов всех сословий и уникальности ее задачи всецело подчинить жизнь людей так называемым общественным, коллективным интересам, она может быть доверена только избранным, то есть людям, отличающимся не просто знаниями, квалификацией, но и особой сознательностью, людям, всецело разделяющим идеалы правящей партии. Парадокс, на который у нас мало кто до сих пор обращает внимание, что большевизм и фашизм проповедовали идею новой аристократии, власти избранных, власти привилегированных групп общества. На самом деле, как показала история СССР, история фашистских государств, равенство было только для тех, кто был внизу, кому в силу «недостаточной сознательности» не надлежало быть у власти. И надо признать, здесь меньшевики были правы. Они во всем оказались правы. Ленинское учение об особой роли в пролетарской революции избранных, «передовых отрядов» рабочего класса несло в себе опасность будущего раскола не только среди рабочего класса, но и внутри будущего социалистического общества. Но Ленин, как противник буржуазной демократии, как позже и Муссолини, как противник количественного подхода в политике, настаивал на том, что нет единого рабочего класса с равными правами в политике, что надо видеть разницу между передовым отрядом рабочего класса (для Ленина это были сторонники революционного, «военного ниспровержения буржуазного общества) и остальными «широкими слоями» рабочего класса, которые являются неизбежными жертвами бесконечного раздробления и отупления капиталистического буржуазного общества. «Ведь нельзя же смешивать, в самом деле, партию как передовой отряд рабочего класса со всем классом», – настаивал Ленин. Для него было очевидно, что «отупление» неизбежно будет тяготеть над очень широкими слоями «необученных», неквалифицированных рабочих[101]. Гитлер, как следует из процитированного выше отрывка из его «Майн кампф», тоже связывает успех своей «истребительной борьбы» с избранными, с «решительными бойцами».

В силу сказанного очевидно, что фашизм, как и большевизм, были партиями меньшинства, требующими неограниченной власти над большинством населения своих стран. Муссолини требовал отличать права авангарда партии, то есть меньшинства, еще и по моральным соображениям. Ведь оно, меньшинство, активисты партии, первыми пошли за ним, Муссолини, рискуя жизнью. А большинство с его низким «уровнем многих», занимало выжидательную позицию. На самом деле, настаивал Муссолини, народ не есть «большинство», а те «немногие», которые олицетворяют в своем «сознании и воле» животрепещущую идею фашизма. «Фашизм, – настаивал Муссолини, – против демократии, приравнивающей народ к большинству и снижающей его до уровня многих». Напротив, идея фашизма, с точки зрения Муссолини, «осуществляется в народе через сознание и волю немногих, даже одного, и, как идеал, стремится осуществиться в сознании и воле всех»[102].

Отсюда, кстати, об этом писал Бердяев, снова сползание к неизбежному тоталитаризму, «принципиальное оправдание диктатуры, тираническое господство меньшинства, истинных носителей чистой социалистической идеи» над «большинством, пребывающим во тьме». И, действительно, обращает на себя внимание, что сама характерная для большевиков, вообще для марксизма претензия на знание абсолютной истины, и отсюда и претензия на всевластие, неограниченную власть неизбежно ведет уже к социалистическому самодержавию, к нетерпимости, к подавлению тех, кто мыслит иначе, не признает его социалистическую, абсолютную истину. Марксистский социализм, писал Николай Бердяев, «принципиально нетерпим и эксклюзивен, он по идее своей не может предоставить никаких свобод своим противникам, инакомыслящим»[103].