Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

И трагедия ХХ века состоит в том, что на фоне откровенно человеконенавистнического большевизма эпохи Сталина, эпохи репрессий 1937–1938 годов, когда центр «доверял» руководству НКВД области, как это было в Смоленске, «задачу уничтожения десяти тысяч врагов народа» и требовал как можно быстрее «сообщить о ее выполнении радиограммой», а лучше о перевыполнении, Гитлер со своей «ночью длинных ножей», когда были убиты чуть более сотни сторонников Рема со своим шефом, выглядел еще долго, до его похода на Восток, европейцем. Холокост как геноцид по отношению к еврейскому народу на самом деле начался после июня 1941 года, на территории СССР. На Украине спецотряды СС убили 33 000 евреев в урочище Бабий Яр близ Киева, взвалив на них ответственность за спецотряды Красной армии, которые во время вступления немцев в Киев организовали поджоги и взрывы в административных зданиях в центре Киева, уничтожившие сотни немецких солдат.

Не будь зверств и человеконенавистничества сталинизма, Европа, наверное, быстрее осознала бы человеконенавистническую сущность национал-социализма с его проповедью расизма. И когда Эрнст Нольте пишет, что на фоне почти миллиона людей, расстрелянных в СССР в 1937–1938 годы (он упоминает здесь об обнаруженных немцами во время войны в Виннице свыше 9000 убиенных, «ликвидированных выстрелом в затылок» летом 1938 года), национал-социалистическая Германия этого периода со своими «всего» 30 000 политзаключенных в сравнении с СССР производила впечатление, можно сказать, нормального западноевропейского государства. И, действительно, даже по отношению к КПГ Эрнста Тельмана Гитлер не применял такие крупномасштабные расправы, как Сталин по отношению к «ленинской гвардии». Когда в 1939 году был созван XVIII съезд партии, то оказалось, что из 1966 делегатов предыдущего, XVII съезда 1108 были мертвы или просто исчезли[96].

Не было до большевиков в истории Европы такой власти, которая бы систематически и целенаправленно истребляла собственное население во имя идеологических целей или страхов и комплексов своих руководителей. Отсюда, кстати, и многие мотивы «политики умиротворения» по отношению к Гитлеру, проводимой правительством Англии Чемберлена накануне Второй мировой войны, отсюда и ложное убеждение, что в данный момент для Британской империи все же наибольшую угрозу представляют «мировые притязания» коммунистического СССР. Когда лорд Эдвард Галифакс, тогда еще Лорд-хранитель печати, а немного позже – министр иностранных дел, посетил Гитлера 19 ноября 1937 года в Оберзальцбурге, он все же согласился с высказыванием Гитлера, что «единственной катастрофой для Европы является большевизм, а все прочее можно урегулировать». Правда состоит в том, что созданию единой антифашистской политики западных государств с привлечением СССР долгое время противостояли те же антикоммунистические страхи. И надо признать, что в сознании самого Гитлера откровенный расизм, ничего не имеющий общего с европейским гуманизмом, убеждение, что сильный имеет право забрать «жизненное пространство» у слабого, действительно соседствовало с его ненавистью к классовому расизму большевиков. В ходе беседы с сэром Джоном Смитом и Энтони Иденом в 1936 году, по сообщениям переводчика Пауля Шмидта, «его ноздри раздувались от возбуждения, когда он изображал те опасности, что несет для Европы большевизм». Он в страстном возбуждении «подчеркивал, что сотни его партийных товарищей были убиты большевиками, что многочисленные немецкие солдаты и гражданские лица отдали свою жизнь против большевистских восстаний»[97].

Правда, которую мы, русские, не хотим знать до сих пор, даже спустя четверть века после окончательной гибели советского полицейского государства, что не было в истории человечества более репрессивного законодательства, чем в СССР во время успехов в строительстве социализма. К примеру, вместо «буржуазного» права на эмиграцию в СССР в июне 1934 года выходит закон об «измене Родине», угрожавший смертной казнью за попытку покинуть Советский Союз, предусматривающий отправку в лагерь всех членов семьи «предателя» даже в том случае, если они не имели никакого понятия о его планах.

Освенцим, отправивший в газовые камеры миллионы детей, – чудовищная жестокость, позор человеческой цивилизации, позор рода человеческого. Но сам тот факт, что СССР сыграл решающую роль в уничтожении гитлеровского чудовища, не дает оснований для реабилитации большевистских, сталинских преступлений против человечества. Не меньшим уродством человечества является вся эта большевистская история очищения общества от людей, «мешающих делу пролетарской революции». Разве Сталин и окружавшие его еще тогда живые «ленинцы» не понимали, что, выселяя зимой кулаков вместе с семьями в товарных вагонах в Сибирь, они обрекали их детей на болезни и верную смерть? Знали, понимали. Но ведь для Сталина, для всех этих верных ленинцев это были не просто дети, а дети обреченного погибнуть класса, дети, как любил говорить Лев Троцкий, «пыли истории».