С этими словами Сандерс извлек из кармана оранжевый поплавок и пустил его в воду. Красный маячок на верхней части поплавка немедленно замигал.
– Это что? – удивился Вольски.
– Приманка для рыбы, – спокойно ответил Оз. – Сразу видно, что ты не рыбак, а то бы знал… В детстве мы с такими приманками ловили на озере форель.
Так вот что означало загадочное слово «манок»! Вольски едва не хлопнул себя по лбу.
– И эти приманки у них не просто так на полочке были сложены, – с довольным видом прибавил Сандерс. – Ими пользуются. А для чего? Чтобы приманивать рыбу – свою, модифицированную рыбу. И мы сейчас ее тоже позвали… Приманим, отловим и будем полностью в шоколаде. Хэнк, ты готов?
– Готов, сэр!
Минут десять море оставалось пустынным и спокойным, только ветер усиливался. Снова посыпал снег. Вольски натянул капюшон. Он против воли снова стал бросать тревожные взгляды на горизонт, однако его спутники оставались невозмутимы.
– Ну чего еще ждем? – спросил он. Хотелось уже в тепло, на надежную палубу «Моргенштерна», к мысленному подсчету денег, которые ему выплатят военные по возвращении. Ледяное пространство полярного океана здорово действовало ему на нервы. Нет, больше никогда, никогда, никакой Арктики! Только тропические ласковые моря.
И никаких военных.
– Приманка действует не так быстро, – пояснил Оз. – Пока рыба ее услышит, пока приплывет… А тут явно используется какой-то инфразвуковой сигнал – вон, на приманке…
Он не договорил. Хэнк внезапно подпрыгнул на месте и хрипло пробормотал:
– Матерь Божия… Глядите…
Вольски обернулся. Прямо перед катером из зеленовато-серых волн всплывал айсберг. Только он почему-то был не белый, а серебристо-серый, бугристый и неестественно тусклый. Вольски несколько мгновений таращился на него, прежде чем понял, что это не айсберг. Из пучин Ледовитого океана навстречу им поднималось сказочное чудовище, Чудо-юдо Рыба-кит. Только городка у нее на спине, разумеется, не было.
Странная помесь кита и кракена издала тяжкий вздох, обдав сидящих в катере облаком ледяных брызг. На Вольски с интересом взглянул перламутровый глаз величиной с тарелку. С гастрономическим интересом, надо думать.
Душа у Нормана ухнула в пятки. Он никогда не думал, что живое существо может быть таким… таким огромным. Прямо перед ним возвышалась стена трепетной розовато-серебристой плоти. Ну, может быть, не совсем стена – так ему показалось от страха, но эта живая подлодка и впрямь могла бы питаться кораблями.
И судя по жалобам Сандерса на непонятное оружие русских, именно этим она и занималась.
– Вот это да… – зачарованно протянул Сандерс. – А я-то думал…
Гигант вздохнул еще раз и повел плавниками, больше похожими на мантию кальмара. Катер подпрыгнул на волне.
– Иисус и Матерь Божия, – взвизгнул вдруг Хэнк. – Чертов Левиафан! Я знал, что он есть!
И он в панике задергал ключ, пытаясь завести мотор.
– Эй, эй, сынок, не делай этого!
Перламутровый глаз теперь уставился на Хэнка. Чудо-юдо медленно разинуло пасть, и там вместо китового уса оказалось… оказалось… Норман внезапно понял, что вполне разделяет панику морпеха. Из пасти, разворачиваясь плавно, точно росток, вытянулось бледное громадное щупальце и слегка толкнуло катер.
А они сидели в нем, точно в скорлупке, совершенно беззащитные перед неожиданно явившейся им мощью ледяного моря.
Хэнк всхлипнул и рывком выдернул из-под куртки пистолет.
– Стой, идиот! – Сандерс бросился к подчиненному, рискуя накренить катер, но опоздал. Пули выбили ровную дорожку в боку чудовища, и из каждого отверстия толчками полилась полупрозрачная, жидкая рыбья кровь.
Чудо-юдо изогнулось, разинуло пасть, и оттуда, разворачиваясь кошмарным цветком, полезли новые щупальца. Розовато-белые, усеянные круглыми, с блюдце величиной, присосками. Чудо-юдо очень аккуратно, почти нежно, обхватило щупальцами катер и потащило к себе.
Вольски что есть силы вцепился в борт. На него надвигался полярный монстр русских, а внизу – только ледяной океан, и никуда, никуда, никуда не скрыться…
– Нет! Господи Иисусе, нет!
Вольски только через мгновение осознал, что кричит он сам. Грянул еще один выстрел – уже непонятно чей. Катер накренился, перевернулся и с треском разломился, точно и впрямь был не прочней ореховой скорлупки…
Небо здесь было огромное и плоское, и море тоже огромное и плоское, параллельное небу. Между этими двумя плоскостями, точно сплюснутые ими, лежали выглаженные непогодой каменные берега острова Комсомолец, бывшего некогда островом Святой Марии, а еще раньше – безымянной и безвестной, ничейной землей.