Сообщая те сведения, которые были нам известны, мы предоставляем читателю самому разобраться не только в деле Опперпута, но и частично во всей истории, которая в эмиграции получила наименование «Треста». Мы, разумеется, далеки от мысли «обелять» свою организацию и представлять борьбу в сусально-розовом свете, хотя бы только потому, что люди, ходившие «туда», независимо от обстоятельств, которые их окружали, для русского человека навсегда останутся подлинными героями. Имена их не нуждаются ни в каких наших прикрасах. Мы стремились только к одному: восстановить элементарную правду, которая прежними господами исследователями, одними вольно, а другими невольно, была искажена до неузнаваемости.
По приезде в Гельсингфорс М.В. Захарченко-Шульц сразу же написала генералу А.П. Кутепову, прося его приехать в Финляндию для разбора на месте всего дела (с «монархической внутрироссийской организацией» в Москве было покончено) и принятия необходимых решений.
Между тем переход в эмиграцию видного агента ОГПУ вызвал необычайный шум не только в русских, но и в иностранных кругах. Со всех сторон посылались сенсации и разоблачения. Вопреки обыкновению не молчала даже советская печать. Вокруг «дела Опперпута» сразу сложилась нездоровая и тяжелая обстановка.
Господа «очень осведомленные» исследователи изображают КО вообще, а в приводимый нами момент особенно, мелким сборищем легкомысленных и наивных авантюристов, которые с азартом, для разбора, бросились немедленно в провокаторские объятия ловко-де расставленным ОГПУ через Опперпута.
Изображение совершенно недостойное. Ведь поразительным является то, что ни один – еще раз: ни один «историк» не только не имел никаких данных к подобному изображению, но вообще не имел абсолютно никакого представления о КО. Откуда же были взяты подобные сведения?
Дальше мы увидим, что господа исследователи т. наз. «Треста», имея самые смутные понятия о том, что описывали, с необычайной легкостью и неподражаемым искусством прибегали к одному излюбленному приему: отсутствующие факты и сведения они заменяли «логическими построениями и выводами» собственного изобретения. Причем последние, состряпанные одним, передавались другим «историком» уже в виде «точного факта», который не подлежал никакому сомнению.
Если бы господин исследователь немного призадумался над теми обвинениями, которые сыпались со всех сторон на КО, и особенно на генерала Кутепова, еще совсем недавно (конец ноября, декабрь 1926 г. и позже) в связи с исчезновением генерала Монкевица, то, надо полагать, он воздержался бы от своего «описания» и сообщил бы в своей «истории» иное, более близкое к действительности.
Приехавший во второй половине мая из Парижа в Финляндию А.П. Кутепов отдавал себе отчет, что всякое сношение с бывшим провокатором уже «авансом» накладывает на всю организацию «черное пятно», что всякая связь с непроверенным до конца большевистским агентом неизбежно ляжет «только» на все решения и поступки КО. Успех, а еще больше неудачи неминуемо свяжутся через Опперпута с ОГПУ. Вот что говорил генерал Кутепов М.В. Захарченко-Шульц в первый момент их первого разговора.
Что же повлияло на изменение решения, что узнал А.П. Кутепов сначала из рассказов М.Б., а потом из бесед с Опперпутом?
В первых числах апреля в Москве Опперпут рассказал М.В. Захарченко-Шульц, что «монархическая организация», в которой она участвует, является «легендой» (провокацией) ОГПУ и все «монархисты», и он в том числе, принадлежат к особой группе сотрудников КРО «специального назначения». В эту группу, созданную в начале 1922 года (после реорганизации ВЧК в ОГПУ), вошли, по выбору начальства, не только испытанные чекисты (штатные), но в нее были завербованы и новые агенты (внештатные) КРО из числа бывших людей разных общественных и политических положений в императорской России. Эта группа со дня своего возникновения получила «особые права» и «особое назначение»: она была очень тщательно законспирирована не только от обычных полицейских агентов (милиции, угрозыска), но и от всех прочих агентов самого ОГПУ.
Эта-то особая совершенно замкнутая и скрытая от всех внутренних глаз группа агентов по выполнению «специальных задач» и получила по чекистской конспиративной терминологии название «группы треста».
Эта группа – рассказывал Опперпут – с одной стороны, вовлекала, когда это было нужно, эмигрантов и иностранцев в подлинно конспиративную «контрреволюционную» деятельность (и ее агенты изображали, согласно требованию момента, соответствующий элемент то монархистов, то евразийцев, то социалистов-революционеров), с другой стороны, это позволяло верхушке ОГПУ проверять общую «революционную бдительность» всех советских «ок».
Путешествие эмигрантов в настоящих конспиративных условиях, под надзором агентов группы «Трест», являлось наилучшим способом проверки всей советской полицейской системы. Тот вопрос, который все время беспокоил комфараонов: возможна ли в СССР подпольная работа? – тщательно контролировал все недочеты этой группой.