Русская фантастика 2017. Том 2

– Ухмылялась. – Илай растерянно проговорил последнюю мысль вслух. – Но дверь же не рот, чтобы ухмыляться. Хотя…

Его внезапно пробило холодным потом. Дверь открывается – так же, как и рот. Распахивается. Если снять дверь с петель и опрокинуть на бок, она и формой будет напоминать…

– Рот, откройся! – не додумав, выпалил Илай. – Ну же! Ну!

Ничего не произошло опять. Илай утер со лба испарину.

– Рот, отворись! – выкрикнул он. – Распахнись! Расширься!

И вновь ничего.

– Раззявься!

Он отшатнулся, налетел спиной на сложенную в углу ветхую рухлядь и лишь чудом устоял на ногах. Дверь со скрипом отворялась. Медленно, будто нехотя. Сама по себе.

В два прыжка Илай оказался на пороге. Ухватил дверь за ручку, с грохотом захлопнул, отступил на шаг.

– Рот, раззявься! – выкрикнул он.

Дверь, скрипя, с натугой отворилась вновь.

Дни и ночи слились для Илая в безвременье. Отворять двери стало для него самым важным, единственно важным занятием.

– Рот, ощерься! Оскалься! Распялься!

Двери отворялись. От одних слов медленно и неохотно, от других – мгновенно и настежь. Вот что означало «… тем сильнее, чем сильнее речи твои, тем надежней, чем больше ты вложил в них, тем быстрее…». Редкие, неожиданные слова действовали сильнее обиходных и досужих. Те слова, которые трудно найти, которые таятся на задворках ума, и надо собрать свое естество воедино, чтобы извлечь их наружу.

Двери отворялись. С каждым днем все медленней и неохотней. Пока не перестали отворяться совсем.

«… слабеют со временем. Ищи новые сочетания взамен утративших силу. Чтобы починить…», – вот это о чем, понял Илай. Со временем слабеют слова и сравнения, необходимы другие, свежие. Их надо искать.

Так: дверь похожа на рот. А он на что? Рот похож на…

– Илай, что с тобой? – окликнула брата пятнадцатилетняя белокурая Ладица. – На тебе уже который день лица нет!

Илай обернулся на голос.

– На что похож рот? – рассеянно спросил он. – Обычный рот. На что?

– Ни на что, – удивилась сестра. – Зачем тебе это? Ты бы лег поспать, Илай. Ляжешь? Ну пожалуйста, ради меня! На тебя смотреть больно.

Илай оглянулся по сторонам.

– Понимаешь, – прошептал он. – На что похож рот, крайне важно. Неимоверно важно, поверь. А я никак не могу сообразить.

– Ну, например, на пасть, – улыбнувшись, сказала Ладица. – У людей рот. А у волков, – она засмеялась, – пасть, чтоб им всем пропасть.

Илай охнул. Обнял сестру за плечи, наскоро поцеловал в лоб и умчался.

– Пасть – пропасть, – бормотал он, сбегая по узкой лестнице в подвал. – Что-то в этом есть, точно есть. Два разных слова одинаково звучат. Они созвучны. А если найти другие, но тоже сходно звучащие?..

Пасти. Волчьи пасти. Собачьи. Звериные. Теперь двери. Дубовые. Тяжелые. Резные. Старинные. Илая внезапно осенило.

– Пусть двери мне откроются старинные, как пасти открываются звериные, – выдохнул он.

Подвальная дверь распахнулась, будто ее со всей силы пнули ногой. Илай долго стоял на месте, осмысливая произошедшее. Затем довольно потер руки и зашагал прочь.

С заколоченной, приржавевшей к петлям дверью заброшенной пекарни на восточной окраине города он бился с неделю. И уже готов был сдаться, но неожиданно сложил в уме созвучные строки.

– Откройся, дверь. Откройся резко, до конца, как жизни смысл всегда открыт для мудреца, – попросил Илай, и гвозди выпали из пазов, рыжей трухой осыпалась ржавчина.

Двери отворялись теперь перед Илаем одна за другой. Сами по себе слетали засовы, без всяких ключей отпирались замки. И – зажигались свечи.

Был перед дверью тусклый свет. А за –
черным-черно, хоть выколи глаза.
Что ждет меня за дверью – не пойму,
не одолеть сгустившуюся тьму…
И как последний житель на земле
я тихо прошепчу в кромешной мгле:
– Пускай лесным цветком взойдет в ночи
победный яркий огонек свечи!

Слова и сравнения! Созвучные слова и необычные, неожиданные сравнения, вот в чем все дело, – вывел для себя Илай. – Созвучиями и силой слов можно чинить мир. А значит… А значит, можно и его изменять.

* * *

Есть все же некое очарование в варварском городе, думал Тао, мерно покачиваясь в седле. В гончарных и кожевенных мастерских, пристроенных к дощатым и бревенчатым жилищам. В ветряках на склонах пригородных холмов и мельничных колесах на речном берегу. В приземистых скобяных лавках и шумных питейных заведениях. Мимо одного такого Тао как раз сейчас и проезжал. В открытое окно были прекрасно видны творцы четвертой череды Флао и Алео, расправляющиеся с кислым местным пойлом в глиняных кружках. Тао поморщился – сам он предпочитал тонкие отечественные вина, за которые платил немалые деньги купцам с торговых судов.

– Господин творец! Господин творец!