Русская фантастика – 2018. Том 1

– Не хотел видеть ба, – признался я, вроде соврал, а не соврал. Мать густо покраснела и спросила:

– Ты видел?

Отвечать не хотелось. Да и зачем? Наверняка дядь Саня все рассказал.

В зал вошла девчонка, белобрысая, с красным зонтом.

– Открыто? – спросила она, с интересом глядя на двустволку за моей спиной.

– Нет, – сказала мать.

– Да, – сказал я, и мы переглянулись.

– Ладно, – мать отступила, – но потом домой! Ба… – она запнулась и прошептала: – Ба увезли.

Думала, мне станет легче, но ошиблась.

– Здесь опасно? – спросила девчонка, когда мы остались наедине.

– Нет. – Я сел за стол. – Если ты не просрочила книгу.

Она хмыкнула, смешно поджав губы.

– Тебя как зовут? – спросил я.

– А ты не помнишь? – Девчонка протянула мне что-то ужасно многостраничное. «Улисс» – прочел на обложке, подумал – «сумасшедшая», и посмотрел на нее.

Блеклая, будто выгоревшая на солнце, лупоглазая и остроносая, кого-то девчонка напоминала, но кого?

– Соня Говорова, – представилась она, скрывшись за стеллажом.

«Соня-Соня-Соня…» – я задумался.

– Когда вернется Ирина Александровна? – спросила она.

– Ба умерла. – Слова эти оцарапали мне горло.

Соня, кажется, уронила книгу. Или зонт.

Я нашел ее карточку и вычеркнул «Улисса». Какое-то время мы молчали, она хлюпала носом, а я бездумно листал формуляр.

Мысли мои запутались.

– Ты когда-нибудь слышала о высоких одноглазых монстрах? – спросил я. Соня выглянула из-за стеллажа, красная и удивительно похорошевшая.

– О циклопах? – спросила, хмурясь.

– О местной нечисти, – уточнил я, – Сказочной.

– А тебе зачем? – удивилась она.

– Школьное задание… по литературе, – соврал я.

Соня утерла нос и отвернулась.

– Ну-у-у, – протянула она, – говорят, космодрома давно нет, да только над нами все еще кто-то летает, мигает зеленым.

У меня мурашки пробежали по спине.

– Дед его зовет – пустошский черт, – продолжила она, перебирая корешки. – Живет он вроде за старым мостом или под, не помню, – Соня еле заметно пожала плечами. – Он высокий, призрачный и одноглазый. Его не боятся.

– Почему?

– Тихий, овец не душит, детей не уносит, охотников не кушает – хороший сосед. – Она протянула мне книгу, «Оно» Стивена Кинга.

Я записал ее в формуляр, гадая, намек это или нет.

– А ты всегда с зонтом? – спросил напоследок.

– А ты все еще Лелик? – Соня хлопнула дверью.

«Жуть какая». – Я вновь попытался вспомнить, кто она, но не смог. Туман, тошнотворный туман, клубился в мыслях.

«Ну и пусть». – Я спрятал ружье под стол, закрыл библиотеку и поспешил к мосту. Пошел короткой дорогой – по узкой тропке, через кладбище. Вороны хрипло каркали и тучи надвигались с болот. За оградой в зарослях можжевельника мужики копали могилу. Для ба.

На берегу я оглянулся, кто-то мелькнул и скрылся в подлеске.

Старый мост, шаткий и гнилой, вел когда-то к мельнице, сегодня – на пустырь, заросший иван-чаем.

Цепляясь за ивняк, я спустился в осоку и тут же завяз в грязи.

«Прощайте, конверсы», – подумал обреченно и заглянул под мост. Там коряга ловила мусор, похожая на монстра, но не монстр.

– Эй, чиж, ты что делаешь? – спросил знакомый голос. Я поднял взгляд и увидел пьяного дядь Саню.

– Да так… – Я пожал плечами.

– Ты моего ружья не видел? – спросил он.

– Не-а, – соврал я.

– Это алейны, алейны его сперли! – убежденно сказал дядя, – У Михалыча тоже и у Горилки!

«Они же не дураки!» – подумал я, а вслух спросил:

– А зачем пришельцам ружья?

– Так, они нас захватывать будут! – ответил дядь Сань.

– А если они мирные? – Я попытался выйти из осоки, но только глубже завяз в глине.

– Страшные, одноглазые, зеленым светят, – ответил дядя невпопад.

«Это гриппом болеют вместе, а с ума сходят поодиночке», – вспомнилось вдруг.

Дядь Саня наклонился, доска под ним лопнула, и он упал в реку.

Пошел дождь.

* * *

Я ждал в засаде, под столом. Тикали библиотечные часы. Тени лежали хрупкие, как первый ледок на лужах, – задень, рассыплются осколками.

Была тихая белая ночь. Кто-то крался.

Скрипнула дверь, и я услышал:

– Молчун?

– Ты? – Я выглянул из укрытия.

– Ты… – сказала Соня и направила на меня зонт, будто хотела пристрелить.

– Как ты вошла? – Сам я влез в окно, сильно ободрав руки.

– Знаю, где ключи. – Соня ими побренчала и кинула мне. Я не поймал, они мелькнули – желтые, и со звоном упали на пол.

– Он был? – спросила она, наконец, опустив зонт.

– Кто? – Я прикинулся дураком.

– Пустошский черт, – сказала Соня, опираясь на стол. – Или ты охотишься на уток?

– Ладно. – Я сдался. – Рассказывай.

– Прилипалу помнишь? – спросила Соня, и я вспомнил.

Не сразу, смутно, но я вспомнил.

Горят костры, плюются искрами, свистят мальчишки, дразнят:

– Тили-тили-тесто, жених и невеста!

Обидно, я кричу:

– Вали, прилипала!

Она токает меня, и я падаю.

– Дурак! – шипит и убегает. Она – Соня. Прилипала.

– Меня до сих пор так зовут. – Слышу сквозь воспоминания. – Когда не зовут Воблой. Ты-то уехал и пропал, а я осталась.

Я жил в ругани и очень долго думал – иначе не бывает, отцы пьют, матери плачут. Но тем летом все изменилось – они развелись. Следующие каникулы я провел с отцом в Киеве, и другие, и еще. В Пустоши я не был года три.