Русская фантастика – 2018. Том 1

Отец Даниил мешкает. Он отдышался, воздух больше не свистит, вырываясь из его груди.

– Паства заступится.

– Да пьяные они там поголовно!

Батюшка вздыхает:

– То люди русские.

Похоже, гнев его остыл.

– Ступай, отец Даниил, назад в храм!

Мне не хочется предсказывать грядущие неприятности. Прикусив язык, я слушаю, как батюшка удаляется. Я жалею, что не поговорил с ним, не утешил старика. Но это ничего, увидимся в церкви. Трезвея, народ всегда идет в церковь – прощения просить до следующего пира.

* * *

Мы с Савелием стоим в церкви в толпе прихожан. Голос священника мне не знаком.

– Кто это? – спрашиваю тихо.

– Разряженный. Страх какой красивый! – ухмыляется дядька в ответ.

Я тяну носом, больше для порядка: с амвона так и несет перегаром.

– А отец Даниил где?

– Не видать, – шепчет дядька.

– А от кого ты таишься, Савелий?

– Да есть тут четверо, сзади стоят. Толпу рассматривают, слушают, кто чего шепчет.

– Соглядатаи?

Я чувствую снисходительный взгляд Савелия.

– Я бы сказал, сторожа. Оружия на них нет, но, похоже, им не нужно оружие. Пойдем отсюда, княжич, довольно увидели…

Мы выходим во двор и остаемся у церкви. Те, что выходят первыми, останавливаются, говорят приглушенно. Слова похожи на наши, но понятны не все. Пахнет от них чисто вымытым телом, на которое лег свежий пот от церковной духоты. Шляхта то, дружинники Стефана, вот они кто.

– Ну что, панове, выбрали себе мужиков-то? Мое слово твердое, – слышу я зычный голос иуды – тиуна.

Прервался. Меня увидел, не иначе. Из церкви выходят крестьяне, от них пахнет потом перекисшим, давно не мытым телом. Проскальзывая перед шляхтой, они замолкают, даже ребятишки закрывают рты. Меня обуревает гнев. Так, бывает, скотину прогоняют перед покупателем. Но это мои люди!

– Ты нам землю сначала дай, пан Стефан, а холопов мы и сами найдем, – зубоскалят шляхтичи.

Я чувствую, как на мне собираются взгляды толпы.

– Пошли, княжич, – просит Савелий и тянет меня за рукав. – Про твою землю они говорят.

Уходить не хочется. Душит гнев. Я чувствую, как мои люди ждут от меня действия, но что я могу? Только уйти, постаравшись не уронить давно втоптанного в грязь достоинства.

* * *

Я сижу на дощатом настиле, свесив ноги. Пахнет гнилыми яблоками, сухими грибами, тленом. Стоит самая вредная для слепого нюхача погода – сильный ветер сносит запахи. В животе урчит. Мне хочется унюхать запах хлеба, который холопы носят из замка дважды в день. Вот и вся наша еда. Но хлеб вкусный, я представляю его душистую твердую корочку и глотаю слюну. Люди, которые предали моего отца и погубили братьев, пекут очень вкусный хлеб. Бог всепрощающий, как ты допускаешь такое на земле?

Мысли мучают меня. Я пытаюсь прогнать их, слушать птиц, только птиц. Заливаются, твари божьи, радуются теплу и весне. В птичий гомон вплетается знакомый тревожный звук. Старческая шаркающая походка, всхлип. Я вскакиваю и подхожу к ограде.

– Куда идешь, отец Даниил?

– Изгнали меня из храма, сыночка. Спасибо, что жизнь оставили. Эх, княжич, как же так-то…

– Да за что же?

– Пастыри наши византийские веру нашу продали немцам. Вуния у них, что ли? Мудреное слово. А я веру свою предать не могу!

– Так тебя-то за что погнали?

– Киев священника из Витебска нам прислал, а меня, значит, в шею…

– А паства твоя что? Не заступился никто?

– Ступай в храм, погляди сам, – крикнул старик.

Видать, забыл, что я незрячий.

– Да куда же ты теперь? – спрашиваю.

Жаль, как же мне жаль старика!

– В лес, сыночка, скит себе сделаю и буду там богу молиться…

К нам бесшумно подходит Савелий. Для других бесшумно, я-то слышу. И как дышит, слышу, и как с ноги на ногу переминается.

– Идем, отец, я помогу тебе подходящее место найти, – говорит он наконец. – Есть один холм среди болот. Чтобы ветерок всегда был и комаров тебе отгонял. Только вопрос у меня есть к тебе. Важный.

– Говори, Савелий, – разрешает батюшка и прислоняется к ограде.

– Видал ли ты, отец, чтобы наш старый князь что-либо когда писал, сам, своей рукой?

– Вона куда ты клонишь. То письмо мне самому покою не дает. Я-то всех тутэйших Друцких грамоте учил. Так вот, читать князь Дмитрий умел, а писать – нет, так и не выучился.

– А письмо то что, видел кто? – не отстает дядька.

Отец Даниил отстраняется, словно убегает от вопроса, но Савелий пролезает к нему между перекладинами ограды. Я понимаю, что без ответа батюшке не уйти.

– Нет. Стефан вроде письмо нашел и Ильиничу отдал. А тот уже донос и написал королю. Никто, кроме них, не видел это письмо. И о чем оно, никто не знает. Думаешь, подбросили?

Савелий резко меняет тему разговора:

– Юрий Митрич, травка моя лечебная кончилась. Иссякли запасы Алевтинины. Надо мне в Витебск плыть. На самом деле надо! Без того хворать буду сильно. Так что, коли спросят меня, так и говори: в Витебск, мол, уплыл.

– А куда на самом деле пойдешь? – спрашиваю я, не могу не спросить.

– Пойдем мы с отцом Даниилом к грибному царю и дальше по тропе вдоль болота место для шалаша искать.

Я киваю:

– Удачи, батюшка…

Напоследок Савелий который раз уже спрашивает:

– Так чем я пахну?

– Медом?

– Неправильно! Болезнью я своей пахну, княже.