Русская фантастика – 2019. Том 1

Как водится, эхо простолюдинов было попроще, а эхо аристократов (которые в точном смысле слова не были… извините) – изящнее и, как бы это, эквилибристичнее. Насколько можно было понять, образцовое эхо сохраняли монахи Храма – что Мэй, дочь священника, ничуть не удивляло. Не то чтобы она сильно интересовалась туземной религией или религией вообще; дочери священников часто агностики, если не атеистки. Мэй, если честно, интересовалась только и единственно эхом. Чистым, классическим эхом Храма. Забыт был даже жених, брошенный на Земле, казалось, совсем в другой жизни.

Она дала себе слово провести здесь ровно пять лет – и улететь восвояси. Она должна была попасть в Храм. Она слушала омоомоо, говорила на омоомоо, видела сны на омоомоо, но не могла продвинуться дальше десятой реплики. Иногда ей казалось, что проще вызвать земной транспорт и забыть про омоомоо навсегда: не было в знаемой вселенной ничего сложнее этого языка, не по Сеньке шапка, финита.

Иногда – но не сегодня.

3

Аббат, как оказалось, терпеливо дожидался в одной из соседних – по северо-восточной анфиладе, потом на север – комнат. Был он еще дряхлее Оола и к тому же редковолос – на этой планете такой же верный признак глубокой старости, как на далекой Земле. Мэй казалось, что глаза Аббата гуляли, как та кошка, сами по себе, но, может быть, он удачно имитировал аналог трясущихся рук в каких-то своих религиозных целях.

– Пусть ваша обувь не сносится вплоть до Возвращения, – сказал Аббат. (Чрезвычайно ясный рисунок. Как в учебнике – если бы кто-то удосужился написать учебник омоомоо. Спасибо, это я легко…)

– Да будет ваше имя вписано в Подводные Скрижали, – ответила Мэй. (Не дрожать. Не дрожать, дурища. Это твой единственный шанс – на что бы то ни было. Молодец. Отличное эхо, просто мисс Совершенство.)

Глаза Аббата резко сфокусировались, уши дрогнули. Потом он, глядя на Мэй одним глазом, посмотрел другим на сидевшего рядом Оола. Тот отзеркалил: один глаз на Мэй, второй – на Аббата. Так они и сидели, глядя одновременно друг на друга и на нее, отчего Мэй сделалось стремно – она так не умела.

Аббат молчал, его уши напряглись. Оценивает качество продукта, поняла Мэй. Экзаменатор хренов.

– Что бы вы сказали, если бы мы, недостойные, попросили госпожу оказать нам честь и посетить Храм? – спросил Аббат. (Неожиданно. В лоб. Но сложно, черт подери, слишком сложно… Третья реплика, а мне уже сложно. Эй, Мэй, где твоя волшебная десятка? Али ты отупела на местных харчах? Давай соображай и не тяни – сделай вид, что прислушиваешься, и строй, строй интонационный рисунок, будь он неладен…)

Мэй так и поступила: сделала вид, что прислушивается (раз уж вам можно, почему нам нельзя?) – и, по лингвистической привычке, действительно прислушалась, хотя слушать было уже нечего. Воздух не звенел – звенело эхо Аббата в ее голове. Что-то было в этом эхе особенное, какие-то странные обертоны, таких ей слышать не доводилось. Но, верно, их можно проигнорировать – это следы иных совещаний невесть с кем, не более. Сосредоточься…

Слава богу, то, что она хотела сказать, было сравнительно несложно – Мэй давным-давно заучила это предложение на любой подобный случай:

– Я бы сказала: это величайшая честь, которую ваша планета может оказать недостойной дочери Неба, – отчеканила она. (Молодчина! Ты лучшая! Но только – не расслабляться. Ой, у него уши задергались…)

Аббат сидел с таким видом, будто его жалила оса, а он героически не подавал виду. Уши торчком, хвост, видимо, пистолетом – под одеждой не видно. Глаза Аббата то разъезжались, то съезжались. Как супруги, периодически сомневающиеся в своих чувствах.

Потом что-то в его древней, очень древней голове устаканилось, и Аббат открыл рот. Мэй стиснула зубы. Ну же.

– Госпожа искренне хочет услышать Бога?

Мо’аоа. Опять мо’аоа! Что происходит?

Тут до Мэй дошло, и она моментально сникла, потому что уравнение решалось проще простого. Древний хрен задал блистательно интонированный вопрос, в котором слышалась крайне сложная – на самой грани восприятия Мэй – мелодика беседы, и вопрос этот относился к категории вопросов, предполагавших только незамысловатый ответ. «Хы» – «боол». Да или нет. Да, да, три тысячи раз да – но в это «да» Мэй должна была вложить эхо пятой реплики, спрессованное и трансформированное по законам омоомоо. Она много раз слышала, как это проделывают аборигены. Изредка она воспроизводила вполне пристойные «хы» или «боол» – но в куда более простых разговорах: реплики номер два, три, четыре. Но сейчас… о, здесь и сейчас требовался высочайший пилотаж.

Здесь и сейчас – или никогда. У тебя должно получиться, милая. На вдохновении – как иначе? На выдохе. Плавно…

А пошли вы все, подумала Мэй. Не получится – ну и сидите в своем Храме. Гори оно все огнем.

– Да, – бросила она.