Русская философия. Анализ истории (русская национальная мысль)

И в то же время, этому нельзя верить хотя бы потому, что вписалось в логический анализ. Но и речь не идёт здесь о какой-то всеобъемлющей полноте Истины, а лишь о «следе от протектора ботинок» с Его ног, который никак нельзя брать за основу, ибо это лишь ничтожно жалкое свидетельство о жизни, множественно превосходящей всякое описание о Творце в данной сфере и с помощью такого специфического языка. Хотя надо сказать, что хоть и жалкое свидетельство, но все равно – свидетельство о жизни. Этот «след от протектора ботинок Бога» наделён полнотой, ибо, в противном случае, мы бы так никогда бы и не распознали его как Божественное присутствие, как намек на свое подобие или, как оттенок самого себя – след, но без всеобъемлющей полноты. Да это тоже полнота, но не всеобъемлющая. Как полнота – это есть жизнь и распознается, но так как оная не всеобъемлющая, то не Бог, а лишь Его след. Всякая научная деятельность оперирует только с этими критериями полноты, ограниченной, не всеобъемлющей реалией.

Хотя, с другой стороны, этот момент нельзя игнорировать при постижении Бога, ибо нам ясно важное – в этом месте Бог, где оказался Его характерный след чудодействий. Только и всего, более никакой пользы нам от этого нет и привязываться к нему в отрыве от самого Творца никак нельзя. Нам следует верить и брать за основу лишь то, что тяжелее всего воспринимается разумом, ибо мысль, как поиск Истины, есть свойство души, утратившей связь с Ним, с Его Истиной, то есть это состояние доставшееся от грехопадения (… сказал змей жене: подлинно ли (сие можно заменить так: «Истину ли») сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?…(Быт.3:1,2)…). То есть, если верить Творцу Райских Обителей, то мысль должна умереть, взойти на Голгофу и быть распятой. Мысль должна умереть и душа должна воспринять на веру эту Божественную реальность абсолютного вечного счастья. Христианство, по слову отцов Церкви – это Голгофа для мысли.

Человек всегда делиться тем, что у него в переизбытке, ибо ему естественно желать, чтобы у всех это было. Если чего-то нет, то он не может этим делиться. Женщина хочет рожать не ради какой-то выгоды или спортивного интереса, а просто так, чтобы поделиться своей радостью, чтобы было дитя, от любви своей. Это возникло не на ровном месте, а имеет место быть изначально в самом первом акте зарождения мира. Бог наделён высочайшей степенью счастья, Он абсолютно счастлив и настолько в переизбытке, что просто возжелал поделиться им – так Бог сотворил Вселенную и человека в ней. У этого всего вокруг нет смысла и какого-то предназначения, а просто пусть всё будет хорошо и красиво. Пусть всё это будет вечно и в абсолютной радости. Пусть всё живет вечно в радости и счастье. Для того, чтобы творить, человеку в первую очередь нужна именно такая установка на жизнь – радость и счастье. Без этого самого главного он не может ни творить, ни устраивать, не способен на подвиг самопожертвования. Без этого он не может прощать и ищет справедливости. Понятно, что взять эту радость жизни человек может только в одном месте – у Бога.

Отцы каппадокийцы отталкивались именно от этого в своих суждениях в борьбе с арианством – рушили хоть какое-то послабление логике, как ересь, как первые начинания разрушения связи с Богом, со счастьем быть в Нём. Вот к чему толкает нас Священное Писание с самых первых его страниц Книге Бытия и в последующих после неё книгах.