Русская философия. Анализ истории. Том 2

Божественная Благодать мобилизует силы к трудовому и ратному подвигу, что-то иное сбивает настрой, расстраивает отношения – это очевидно и общеизвестно. Так вот, по отношению к России: только постоянный духовный труд может вызволить народ из этого сковывающего плена, сделать его вне зоны досягаемости для сил, которые засасывают человека в безделье, тунеядство и бессмысленность. Народ может вернуться к трудолюбию только вместе с молитвой. Трудолюбие, как одна из форм приобщения к Божественному, точнее сказать Его более полное утверждение, несёт в себе утверждающее начало для народа. Трудолюбие, вызванное необходимостью выживания, не требует ясного понимания об истине, ибо радость единства с Богом покрывает все те шероховатости от неточности богословия. Это одно богословие. Но есть богословие чисто формальное, уничижающее шероховатости в нём умозрительно. Но это все равно является второстепенным, ибо как можно работать, если разум настроен против или в душе творится страшное. (Один из двух разбойников распинаемых со Христом, не видел смысла своих страданий и не смог наследовать Царствие Небесное, и сильно злословил). Человек способен на самопожертвование, если верит. Иными словами, правильная трактовка о Боге, как ритуальная часть веры – это есть ещё одна форма жертвы, приносимая Богу, также как иные подвиги человека, способствующая более твёрдому общению со Творцом. Это важное для нас утверждение. Оное нужно для единства сообщества, для согласия бытия. Есть вещи, которые очень трудно и почти невозможно разглядеть страшное. Богословие никак не должно хоть в малой толике давать послабления греху, смертоносному яду. Семя смерти становится узаконенным в образе служения Богу, отчего возникают противоречия, с которыми столкнулась католическая Европа. Например, один из богословских вопросов раннего Средневековья: сколько Ангелов умещается на кончике швейной иглы? Само по себе существование такого вопроса свидетельствует о многом – монашествующие утратили значимость для животрепещущих проблем народа. Точнее дармоеды. Во-вторых, игла – материя, осквернённая первородным грехом ( … проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; (Быт.3:17)). А так как Ангел не имеет приобщения ко греху, то и речи не может быть даже о каких-то отношениях святых существ с естеством греха. Но что узаконивает нам этот богословский вопрос? Сама трактовка его уже смешивает, наделяет смертельными свойствами Творца. Учёные люди решают не то, о чём мы сказали (естество иглы и естество Ангелов не сопоставимы), а уже задают вопрос о том, сколько этих существ умещается на этой инородной природе, то есть сколько святости во грехе. То есть даже вопрос задан так, что утверждает извращение и в этом извращении есть попытка найти Истину. Сам факт, что люди обсуждают этот вопрос, свидетельствует о том, что они уже утратили Истину, общение с Богом. Казалось бы, ну и пусть – что в этом такого. Но ведь потом само естество вопроса адаптируется во всех формах живого, как яд разлагающий и проявится совсем иначе: сколько грешников надо убить, чтобы войти во Царствие Небесное? Знакомо? Да. Отсюда Крестовые походы, инквизиция, работорговля и даже все то, что было в прошлом веке: Первая Мировая война, Вторая Мировая война и так далее. Это важно. Богословие – не простая трата времени и сил. Это борьба со грехом. Ведь много таких вокруг, которым надо узаконить своё лихоимство (богатые сбережения). И они всегда будут преследовать тех, кто стоит за народ и за его богословие братства, адаптированное по максимуму в Православии святыми учёными отцами Каппадокийцами и теми многими миллионами истязаемыми, кто принял мученичество именно за такую веру. Богословие не претендует борьбу со грехом насильственным образом, ибо это тоже содомское смешение греха с Божественным, но переносит борьбу в иную сферу, оное призвано активировать разум, чтобы подвигнуть Божественные грани души на борьбу со грехом, стимулирует осуждение совестью. Богословие принимает мир таким, каков он есть и в этом состоянии его призвано приводить в движение его внутреннее естество.

Понятно, что в этой брани могут стоять только иноки. Женатого сюда нельзя пускать, как это было во времена Вселенских Соборов и на Куликовом поле. Ведь в содержании этого вопроса, сам факт, что происходит смешение добра и зла, делает бессмысленными какие-то поиски Истины. Трудно искать черную кошку в темной комнате, если там её ещё и нет. Также потом было в России. Навязали свои правила игры и потом дали в этой игре побеждать. Но сам факт, что мы ввязались в эту игру – уже было поражением.