Русская и Болгарская Православные Церкви в первой половине XX века. История взаимоотношений

2 марта владыка Серафим отправил патриарху Московскому и всея Руси Алексию I поздравление с его избранием, а 15 апреля 1945 г. – еще одно письмо с просьбой принять его в юрисдикцию Московского Патриархата, оставив патриаршим представителем в Болгарии, где он «сроднился со своею паствою, со своими духовными детьми, не только русскими, но и болгарами», указывая, что к советской власти будет относиться лояльно. При этом архиепископ выразил желание включить в юрисдикцию Московского Патриархата все русское духовенство, которое находилось в его ведении, подчеркнув: «Должен присовокупить, что в 1937 году [правильно – в 1934 г.] покойным патриархом, тогда Митрополитом Сергием, я не был запрещен в священнослужении, когда им были запрещены почти все заграничные русские архиереи»[534].

С 6 по 23 апреля 1945 г. в Болгарии побывала делегация Московского Патриархата во главе с архиепископом Псковским и Порховским Григорием (Чуковым), составившим по итогам поездки в целом благоприятный отзыв о владыке Серафиме, охарактеризовав его, как «человека аполитичного, безусловно, духовного, но очень “узкого” и политически довольно тупого, пользующегося, однако, большим уважением прихода». В докладе владыки Григория в Совет по делам Русской православной церкви о пребывании в Болгарии отмечалось: «Русские приходы и их управляющий архиепископ Серафим сейчас находятся в довольно скудном материальном положении и боятся, что та небольшая субсидия, которая выдавалась правительством, может отпасть с отделением церкви от государства. Сейчас, когда церковь св. Николая, в которой молились русские эмигранты, сгорела во время обстрела, им предоставлена очень маленькая (катакомбная церковь) церковь св. Параскевы, они ждут передачи б. Посольской церкви. Но эта последняя должна быть сначала отремонтирована от разрушений, полученных при бомбежке города англичанами; а этот ремонт, по заявлению художника, едва ли закончится (и то лишь передней к алтарю части) только к сентябрю»[535].

На основании доклада архиепископа Григория владыка Серафим был оставлен в Болгарии и постановлением Священного Синода от 29 октября 1945 г. вместе с семью управляемыми им русскими общинами (в Софии, Пловдиве, Варне, Русе, Шумене, Пернике и при возвращенном храме-памятнике на Шипке) принят в юрисдикцию Московского Патриархата с непосредственным подчинением патриарху Алексию[536].

При этом русский храм-памятник на Шипке (настоятель – протоиерей Даниил Закаблук) и церковь св. Димитрия Солунского в Пловдиве (настоятель архимандрит Сергий (Чернов)) были только фактически переданы Болгарской Церковью в ведение архиепископа Серафима, церковно-каноническая передача этих храмов Болгарским Синодом Московскому Патриархату произошла летом 1946 г.[537].

В мае 1946 г. при посещении Болгарии церковной делегацией во главе с патриархом Алексием I архиепископ Серафим от лица русских верующих приветствовал Предстоятеля Московского Патриархата[538]. Однако, уйдя из РПЦЗ, владыка Серафим не стал «бросать в нее камни», как некоторые другие, перешедшие в Московский Патриархат архиереи. Кроме того, и после 1945 г. архиепископ иногда произносил резкие антикоммунистические высказывания, даже, по некоторым сведениям, называл советскую власть «сатанинской»[539].

В отличие от владыки Серафима отец Георгий Шавельский первоначально занял более ярко выраженную просоветскую позицию, которая вызвала изумление даже у некоторых его прежних знакомых. Так, В. Маевский писал 5 января 1945 г. из Линца Е. Махараблидзе в Вену: «Поразили Вы меня сообщением о прот. о. Г. Шавельском!?»[540] Впрочем, эволюция взглядов протопресвитера была постепенной. Уже вскоре после нападения Германии на СССР о. Георгий Шавельский несколько поменял свои взгляды на советскую власть. Он полагал, что она либо изменит свою идеологию, либо уступит место другой, более национальной власти. Протопресвитер не разделял надежд ряда русских эмигрантских генералов на скорое падение советской власти, хотя и не сочувствовал ей. Согласно его собственным еще не опубликованным мемуарам, о. Георгий считал, что в условиях, когда германские войска хотят завоевать Россию и обратить ее в свою колонию «надо быть преступником перед своей Родиной», чтобы помогать немцам[541].

Позиция о. Георгия в период войны заключалась, в частности, в том, что он отказывался служить молебны о победе германского оружия. «Советская армия теперь защищает Русскую землю от порабощения ее немцами, – сказал о. Г. Шавельский генералу Ф. Э. Бредову, командовавшему во время граждаской войны Корниловским полком и собиравшимся теперь идти в поход против СССР, – а вы собираетесь помогать немцам. Не могу я благословить вас на такое дело»[542].