Начал о. Георгий постепенно пересматривать и историю борьбы «белых» и «красных» в годы гражданской войны. «Добровольческое дело 1917–1920 гг., – записал он летом 1943 г., – может быть, когда-нибудь будет признано недоразумением: своя, мол, своих не познаша. Может быть, Добровольческая Армия принесла не только пользу, но и вред России. Может быть, скажут иные, без обильно пролитой в гражданской войне русской крови скорее возродилась бы Россия. Но в оправдание Добровольческой Армии надо сказать, что она явилась благородным и самоотверженным протестом… против тех крайностей, с какими выступила в октябре 1917 г. новая, больщевистская власть: объявлением религии опиумом для народа, отрицанием частной собственности и свободы труда, жестоким подавлением всех прочих свобод и прав населения и полным пренебрежением к человеческой личности…»[543]
.После прихода в сентябре 1944 г. в Болгарию советских войск о. Георгий Шавельский стал помогать митрополиту Софийскому Стефану, вступившим в активные отношения с новым правительством Отечественного фронта и советским военным командованием, в ведении переписки, которая возникла по поводу ликвидации болгарской схизмы. Кроме этого, о. Георгий по меткому выражению современного российского исследователя о. Илии Соловьева «стал спичрайтером митрополита Стефана». Так, большую известность в свое время получила написанная о. Георгием речь митрополита, произнесенная владыкой на Московском совещании глав и представителей Православных Церквей в июле 1948 г. по случаю юбилея автокефалии Русской Церкви[544]
.25 марта 1945 г. исполнилось 50 лет пастырского служения отца Георгия, но по его желанию юбилей прошел тихо, без празднества. Однако руководство Болгарского экзархата все же отметило это событие[545]
. В апреле 1945 г. о. Георгий несколько раз встречался с членами прибывшей в Софию делегации Московского Патриархата в составе Псковского архиепископа Григория (Чукова), архимандрита Иоанна, протоиерея Константина Мещерского и профессора А. И. Георгиевского[546].В конце мая 1946 г. отец Георгий приветствовал в храме Святых Седмочисленников Московского патриарха Алексия (Симанского), приехавшего в Софию 20 мая, и уехавшим лишь 3 июня. До революции протопресвитер не знал владыку Алексия. При встрече о. Георгий увидел в патриархе аристократические манеры, хорошее воспитание, умение вести аполитичные разговоры и вообще говорить и выступать публично так, что ни к одному его слову нельзя было придраться. Первосвятитель предложил о. Г. Шавельскому вернуться в Москву, однако чуткий и умный протопресвитер почувствовал, что в словах и речах патриарха было много недоговоренного, «и после всех его речей завеса, закрывавшая от нас происходившее в Российской Православной Церкви и в Советском Союзе, осталась спущенной».[547]
Кроме того, из разговоров с митрополитом Григорием о. Г. Шавельский понял, что произошло в России за минувшие с его отъезда годы – из 40 военных священников, остававшихся в Петрограде, в Ленинграде не было никого. Проповеди, печатавшиеся в Журнале Московской Патриархии, убедили протопресвитера в том, что в СССР «церковная проповедь сильно сужена, ограничена строго благочестивыми рамками, хотя для антирелигиозной пропаганды там предоставлена полная свобода»[548]
.Трижды во время своего визита патриарх Алексий приглашал к себе на обед о. Г. Шавельского, и хотя за столом всякий раз было около 10 человек, Первосвятитель беседовал почти исключительно с ним. Но и в застольных, и в частных беседах с глазу на глаз патриарх не был многоречивым: «Более тридцати лет, – писал о. Георгий в своих мемуарах, – он провел в стране, где за всякое праздное слово люди дают строгий ответ на суде… а ни одно слово патриарха не оставалось в тайне от тех, кому надо было знать»[549]
.Вскоре после возвращения в СССР патриарх Алексий отправил протопресвитеру телеграмму с приглашением приехать осенью 1946 г. в Москву для занятия профессорской кафедры в Московской духовной академии с проживанием в г. Загорске. 11 июля последовал ответ: «Согласен. Земно кланяюсь. Прошу благословения. Протопресвитер Шавельский». Через два дня патриарх Алексий обратился к председателю Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпову с письменной просьбой о содействии приезду отца Георгия в Москву, однако встретился с негативной реакцией. В резолюции Карпова на письме Первосвятителя говорилось: «Договорились с патриархом, что он посылает ответ Шавельскому, что в этом году надо воздержаться (ввиду неполучения корпуса в Загорске), а фактически ввиду его старости»[550]
.