Русская и Болгарская Православные Церкви в первой половине XX века. История взаимоотношений

2 июня 1946 г. владыка Серафим написал два рапорта патриарху Алексию: о необходимости выделить 600 тыс. левов на постройку одноэтажного дома для сторожа и канцелярии при церкви свт. Николая Чудотворца, а также о ежемесячном финансировании русского духовенства в Болгарии из сумм Московской Патриархии в размере 168 тыс. левов (ранее средства выделяли болгарские митрополии и частично МИД). 18 июня Священный Синод решил удовлетворить эти ходатайства, и в августе Совет Министров СССР выделил необходимую валюту[559].

Так как правительство Отечественного фронта запретило церковную благотворительную деятельность, братство при русской общине в Софии в 1945 г. прекратило свое существование, но вместо него было создано сестричество, которое возглавляли духовные дети владыки Серафима: княгиня Ольга Андреевна Ливен (дочь протоиерея Андрея Ливена, позднее игумения Серафима) и выпускница богословского факультета Софийского университета Надежда Ивановна Ястребова (в дальнейшем монахиня Серафима). Весной 1948 г. на основе сестричества архиепископ Серафим с разрешения Московской Патриархии создал женский монастырь Покрова Пресвятой Богородицы. Эта новая русская обитель из 10 сестер была устроена в пригороде Софии – селе Княжево. Ее настоятельницей стала принявшая 6 марта 1948 г. монашеский постриг игумения Серафима (Ливен), казначеей – постриженная в мантию в тот же день монахиня Серафима (Ястребова), а духовником – многолетний секретарь владыки Серафима архимандрит Пантелеймон (Старицкий). Однако официально монастырь не был зарегистрирован[560].

Летом 1949 г. болгары Стоян и Величко Величковы «в знак любви к русскому народу» выразили желание подарить архиепископу Серафиму для церковных нужд три апартамента в их доме в Софии и виллу из четырех комнат в селе Банки. В связи с этим владыка обратился в департамент вероисповеданий с просьбой о передаче ему вместо апартаментов Величковых помещения вблизи русского храма свт. Николая Чудотворца для организации женского монастыря, к чему «проявляет большой интерес Московский патриарх», отмечая, «что монастырь должен будет сыграть роль в борьбе с католиками и протестантами»[561].

9 октября 1949 г. патриарх Алексий получил письмо архиепископа, в котором он просил помочь в открытии в Софии русской женской обители и ускорении дела о приеме в советское гражданство монахини Серафимы. Уже 11 октября Первосвятитель в письме председателю Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпову подчеркнул: «…действительно было бы полезно устройство женского монастыря в Софии в противовес католическим влияниям»[562]. Однако у Карпова было другое мнение, в беседе с болгарским послом в СССР С. Д. Благоевой 23 ноября 1949 г. он заявил, «что организация женского монастыря – инициатива архиепископа Серафима, который писал, видимо, об этом патриарху. Он считает принципиально ненужным организацию подобного монастыря».[563] В результате устроить русский монастырь в Софии не удалось, но женская монашеская Покровская община в Княжево продолжила свое существование в арендуемом у болгарина частном доме и, в конце концов, была официально зарегистрирована.

Важную роль в церковной жизни послевоенной Болгарии играл духовный сын архиепископа Серафима (Соболева) протоиерей Всеволод Дмитриевич Шпиллер, с 1934 г. служивший приходским священником в Пазарджике. В годы Великой Отечественной войны в семье отца Всеволода не скрывали патриотических чувств. Его сын Иван вспоминал, что однажды он в драке с другими подростками, доказывал, что Сталинград не взят немцами, а после прихода в Пазарджик советских войск его на основании полицейского протокола «премировали от командования» килограммом сахара. Важную роль в судьбе о. В. Шпиллера сыграл тот факт, что, служа тюремным священником, он фактически спас жизнь нескольким антифашистам. За время его службы в пазарджикской тюрьме не был приведен в исполнение ни один смертный приговор, так как для этого требовалась подпись священника, а отец Всеволод всегда отказывался ее поставить.[564] Кроме того, священник отказался служить панихиду по погибшим в Сталинграде немцам. В связи с этим распоряжением у отца Всеволода произошло столкновение с тогдашним его духовным начальством митрополитом Пловдивским Кириллом, так как отец Всеволод не только не принял участие в панихиде, но и выразил свой протест[565].