Русская книга о Марке Шагале. Том 2

244. Н.Н. Попова. Из статьи «Опыт исследования художественного творчества с точки зрения психо-физической конституции: Марк Шагал»

[1929 г.]

<…> Шагал – своеобразный реалист, так как в своих произведениях он отражает именно непосредственно данное ему внешнее раздражение, отличаясь от обычных реалистов лишь тем, что это раздражение получено им не столько в зрительной, сколько в эмоциональной сфере. <…>

Это стремление одновременно передать и самый объект и свое переживание от него является не случайным капризом, а самой сущностью творчества Шагала, временно отрешаясь от которой, хотя бы под влиянием французских кубистов, он как бы остается без почвы и, уклонившись в сторону рассудочной интеллектуально-волевой установки, теряет то безыскусственное обаяние, которое присуще его более непосредственным вещам. <…> Возьмем такую вещь, как «Часы» (Третьяковская галерея) <…> Мы видим, что реализму, как его понимают обычно, здесь, как будто нечего делать, и вместе с тем вся эта сцена полна каким-то иным реализмом, реализмом внутренних переживаний, доведенных до крайнего напряжения. Едва взглянув на картину, мы сразу можем сказать, что художник хотел передать мучительное и напрасное ожидание, при котором часы вырастают в зловещего великана, а качание маятника начинает казаться взмахом секиры, готовой обрушиться на голову.

Если бы те же самые предметы были переданы натуралистически, художник едва ли бы смог ограничиться таким лаконизмом и сдержанной скупостью в изображении, и ему поневоле пришлось бы добавить множество чисто литературных подробностей, чтобы зритель, конечно, уже не почувствовал, а лишь логически догадался о замысле автора.

Ошибочно было бы также рассматривать эту картину как символическую. Часы здесь не символ томительности времени, а вполне реальный зрительный образ, но образ, который в настоящий момент так исключительно занял внимание, что действительно как бы вырос и заслонил все остальные предметы, которые уменьшились в размерах, стали призрачными и бутафорскими. <…>

Таким образом из всего предыдущего мы вновь убеждаемся, что основные черты творчества Марка Шагала носят все несомненные признаки аффективно-абстрактной (шизотимической) конституции, для которой, как мы говорили, внутреннее переживание всегда ближе внешних впечатлений. Отсюда и следует, что наиболее полно творчество данного типа может развиваться лишь при условии, если автор не будет стремится в недоступную для него область конкретного восприятия, не свойственного его рецептивности. Здесь он никогда не сможет добиться все оправдывающей непосредственности и в лучшем случае достигнет лишь холодного интеллектуально-волевого мастерства, тогда как, оставаясь в своей сфере, художник данного типа может проявиться с несравненно большим совершенством и неповторимым своеобразием.

Журнал невропатологии и психиатрии имени С.С. Корсакова (М.). 1929. № 3–4. С. 503, 504, 506, 510.

245. Н. Пунин. Из «Путеводителя по Отделению новейших течений Государственного Русского музея» (не издан) 218

[Февраль 1929 г.]

Зал XLII

В XLII-м зале собраны вещи так называемого экспрессионистического характера. Экспрессионистическое движение получило наиболее яркое выражение в Германии в послевоенную эпоху, но зарождение его возможно отнести ко времени значительно более раннему. В частности, в России экспрессионизм появился раньше, чем на Западе, примерно около 1913–14 годов. <…>

В экспрессионистической живописи всегда бывает важно не то, что фактически есть на холсте, в картине, а то, что стоит за этой картиной, что эта картина выражает. К типичным художникам-экспрессионистам можно отнести Кандинского, который ныне стал вождем всего немецкого экспрессионизма. <…> Другой типичный художник-экспрессионист – Шагал, тоже пользующийся огромным успехом в Германии, а в последнее время и в Париже, представлен в настоящем зале целым рядом картин, из которых обычно обращает на себя внимание картина «Полет»²¹⁹. Шагалу, в отличие от Кандинского, предметные и даже сюжетные формы не чужды, но он, как экспрессионист, также ищет во все реальном мире только выражения. В «Полете» он изобразил влюбленного юношу, держащего за руку летящую в небе девушку. Этим художник хотел передать настроение влюбленности, мечтательный полет влюбленного сердца. Такой теме соответствуют и краски, яркие и звонкие; они дополняют и выражают основное настроение, передаваемое художником, подчеркнутое им в острой и своеобразной форме человеческих фигур, сознательно преувеличенных как бы для того, чтобы перед ними весь мир терялся в своей «незначительности». <…>

Архив семьи Н.Н. Пунина, Санкт-Петербург. Машинопись с авторской правкой.

Опубл.: Музей в музее 1998. С. 398.