Русская куртуазная повесть Хvi века (СИ)

И ина такова ж многая причиташе царица, кричаще, лежаще у гроба, яко два часа убивающеся на земли, яко и самому воеводе-приставнику прослезитися, улановемъ же и мурзамъ, и всемъ предстоящимъ ту многимъ людемъ плаката и рыдати. И приступиша къ ней царевы отроцы, повелениемъ приставника-воеводы, (с) служащими рабичми ея и подняшаю от земля, аки мертву, ъс полу, и видеша ту вси людие открыто лице ея, кроваво все отъ ноготнаго драния, и от кукшения отъ слез ея. Красоты (ея) ото обычныхъ ея велможъ болшихъ, всегда входившихъ къ ней, от земскихъ, нихто же нигде никако же виде! Ужасеся приставникъ воевода, яко не убреже ея, бе бо царица та образомъ зело красна велми и въ разуме премудра, яко не обрестися тако(и) лепоте во всей Казани въ женахъ и въ девицахъ, но въ Русскихъ во многихъ на Москве, во тщеряхъ и въ женахъ боярскихъ и въ княжнахъ.

О утешении глаголех воеводы ко царице и о провоженне (е)я от народа Казанскаго.

Глава 39

.

Воевода же приставникъ, близъ пришедъ къ ней, и болшия велможи Казанские увещаваху царицу сладкими словесы, да не плачет и не тужит, глаголющи ей: "Не бойся, госпожа царица, и престани от горкаго плача! Не на безчестие и не на казнь, и не на смерть идешь с нами на Русь, но на велику же честь к Москве тя ведем; и тамо госпожа многим будеши, яко же и зде была еси в Казани; и не отоиметца от тебе честь твоя и воля; а самодержец милость велику покажет тобе, милосерд бо есть он ко всем и не возпомнить зла царя твоего, но паче возлюбит тя, и даст ти на Руси некия грады своя, в место Казани, царствовать в них, и не оставить тя до конца быти в печали, в тузе, и скорбь твою и печаль на радость преложить. А на Москве есть многа царей юных, твоея версты, кроме Шихаллея-царя, кому понята тя, аще вохсощешь за другаго мужа посягнути. Шихаллеи бо царь уже стар есть, ты же млада, аки цвет красный цветяся, или ягода вишня во сладости наполнена; и того ради царь не хощет тобя взять за собя. Но то есть в воли самодерьжцеве, яко же той похочет, то и сотворит о тебе. Ты же не печалися о том, ни скорби!".

И ведоша ю из града честно всем народом градским мужи и жены, и девицы, и мал и велик, н(а) брег Казани-реки, выюще горко по ней, аки по мертвой, вси от мала и до велика. И плакася ея град весь и вся земля неутешимо лето целое, поминающе разум ея, и премудрость, и к велможем честь, и к средним, к обычным милование, дарование, и ко всему народу брежение велие. И приехав царица в колымазе своей на брег к реке и подняша ю под руки из колымаги ея, не можаше бо стати сама о себе от великие печали, и обратися поклонися всем Казанцем; народ же Казанский весь припадоша на землю на коленях своих, поклонение свое дающе ей посвоиски.

И введоша ю в уготовленны ей во царскии струг, в нем же когда царь на потеху ездяше, - борз хожению и подобен летанию птичну, и утворен златом и сребром; и место царицыно посреди струга, теремец цклянои доспет, светел аки фонарь, злачеными цками покры, в нем же царица седяше, аки свеща горя на все страны видя. С нею же взят воевода 70 жен, красных девиц 30, благородных, на утеху царице. И положиша ю в теремце на царской постеле ея, аки болну и пьяну, и пьяну упившуся непросыпною печалию, аки вином, воевода же и велможи Казанские и поидоша по своим стругом. Мнози же от гражен простых, черн, пеши провожаху царицу, мужи и жены и дети, по обема странама Казани реке идущи, очима зря(щ)е в след ея, докуды видети, и возвращахуся назад с плачем и с рыданием великим. Пред царицею же, впреди и создай, в боевых струзех, огненые стрелцы идяху, страх велик дающе Казанцем, силно бьюще из пищалеи. И проводиша царицу велможи и обычные Казанцы до града Свияжского, и вси возвратишася в Казань, тужа(щ)е и плачюще, и полезная впредь о животе своем промышляюще.

О поведении царицы къ Москве изъ Казани и о плаче ея отъ Свияского града идучи..

Глава 40

.

И проводиша царицу отъ Свияжского града 4 воеводы съ силою до Рускаго рубежа, до Василя-города; третей же воевода, приставникъ царицынъ, боя(ш)еся, егда како отдумаютъ Казанцы, роскаютца, и состигши, царицу отъимут (у) единаго воеводы, многажды бо изверившеся преступающе клятву.