Русская литература пушкинской эпохи на путях религиозного поиска

Одним из самых частых авторов журнала был князь Шихматов. Ровесник Жуковского и Батюшкова, он был верным учеником Шишкова и наиболее последовательным продолжателем старых поэтических традиций. Более всего в истории литературы известен он по сатирическим нападкам на его творчество со стороны писателей новой школы – Батюшкова, Вяземского, юного Пушкина, однако же само наличие этих нападок (подчас спустя несколько лет после выхода произведений поэта) говорит об актуальности Шихматова для тогдашнего литературного процесса.

Как творчество, так и личность этого поэта заслуживают краткого очерка. Князь Сергий Александрович Шихматов (1782–1837) окончил в 1800 году морской кадетский корпус и поступил в научный комитет Адмиралтейства под начало Шишкова. Не без влияния последнего он начал писать стихи и смог на практике воплотить мечты своего учителя о поэте, начитанном в духовных книгах. Шихматов воспитывался в глубоко верующей патриархальной семье, в которой было двенадцать детей, с детства участвовал в частых домашних богослужениях и был прекрасным знатоком церковнославянского языка. Первые поэмы Шихматова («Пожарский, Минин, Гермоген» и «Петр Великий») проникнуты высоким ораторским лиризмом и являются не столько рассказом об исторических событиях, сколько восхищенным славословием своих героев, славословием, которое часто строится по образу богослужебных текстов с использованием богатого запаса церковнославянизмов.

Пройдя этап патриотических стихотворений, Шихматов обращается к теме духовной. Но примечательно то, что первые свои духовные произведения он создает в подражание Эдварду Юнгу, популярному среди литераторов враждебного «Беседе» лагеря (В. А. Жуковский, например, переводил Юнга). Последним произведением поэта становится поэма «Иисус в Ветхом и Новом Заветах, или Ночи у Креста». Поэма эта только внешней формой еще восходит к Юнгу и вообще к западной поэтической традиции, а содержательно и стилистически целиком ориентирована на богослужебные и святоотеческие тексты. Она, так же как и произведение английского поэта, делится на части, называемые «ночами», и представляет собой глубокое, сосредоточенное размышление на духовные темы. Но если медитации Юнга связаны с созерцанием окружающего мира и таинственных путей Промысла в жизни людей, то в поэме «Ночи у Креста» поэт призывает свою душу к размышлению о самой божественной личности Иисуса Христа через проникновение в сокровенные смыслы священного Писания. Цель своего молитвенно-поэтического бдения он видит в том, чтобы «в безмолвии ночном внимать его (Писания. – Т. В.) словам и поучиться в вере»[35]. И, приблизившись хоть в малой степени к этим тайнам, поэт дерзает «словом воспевать» тайну Бога-Слова.

Обширная, трехсотстраничная поэма состоит из пяти глав. В первых трех главах излагается священная история Ветхого Завета в контексте его прообразовательного мессианского значения. Две последние главы посвящены евангельским событиям. Шихматов предпринимает первую в русской литературе попытку изложить поэтически всю библейскую историю. Причем он ставит перед собой задачу не простого изложения, но молитвенного всматривания в священные события, и в первую очередь в тайну Христовой Жертвы. Он призывает свою душу «солнце истины в глаголах живота / очами светлыми сквозь тени созерцать»[36], и это свое поэтическое созерцание он называет «подвигом словесным», для совершения которого необходима благодать Святого Духа. «Ты ныне пронесись полетом благодатным / над зыбью слабостей души моей нестройной»[37], – молитвенно взывает к Духу Святому Шихматов в первой главе поэмы. И вообще, поэма является не просто художественным произведением, но духовным деланием, в котором изложение событий легко перетекает в молитву, и цель писания далеко отстоит от литературной, задача поэта заключается в том, чтобы с помощью своего молитвенно-поэтического труда возвысить свою душу, приблизить ее к возлюбленному Иисусу:

О имени Твоем, о Бог мой Иисус!
Я руки возношу и сердце ко кресту
В восторге радостном, в восторге благодарном
Да будет, Всеблагий! Да будет, Всемогущий!
Всегда Твоя хвала, всегда в моих устах,
Доколе я дышу[38]

.