Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учебное пособие

В живописи и графике манера изображения штрихами, пятнами и т.п., рассчитанная на то, что целостную картину из разрозненных деталей «достроит» воображение зрителя, получила распространение в ту же историко-культурную эпоху. Однако для понимания истоков чеховского отношения к литературной детали, отдельному штриху важно напомнить, что свою собственную деятельность в качестве «Антоши Чехонте» будущий великий писатель-новатор начал с кратких пересказов (иронических, а иногда прямо пародийных) литературной манеры разных авторов. Второе по счету в творческой биографии Чехова-Чехонте произведение («Что чаще всего встречается в романах, повестях и т.п.?») представляет собой именно стилевую пародию-пересказ. В пределах первого тома Чехова имеется еще целый ряд подобных образцов сжатых стилизаций, окрашенных иронией. Молодой писатель иронизирует над манерой Гюго, Жюля Верна и др. («Тысяча одна страсть, или Страшная ночь», «Жены артистов», «Грешник из Толедо», «Летающие острова», «Зеленая коса» и т.п.). Пародируется и стиль современной русской прозы. Весьма характерны также «Каникулярные работы институтки Наденьки N» и пародийные объявления, демонстрирующие ироническое, но тонкое овладение писателя самыми разными стилистическими пластами. Вскоре сюда прибавляются вполне «серьезные» стилизации вроде романтической «Ненужной победы» или мастерски синтезирующей жанровые приметы детектива «Драмы на охоте». Что до краткости, она лишь недолго осознается Чеховым периода «Чехонте» как прием преимущественно игровой, комический (ср. в этом плане трехстраничный «роман» Чехонте «Жизнь в вопросах и восклицаниях» и «Ненужную победу» с ее подчеркнутым многословием, нарочито замедленным развитием сюжета – при объеме в 85 страниц данное громоздкое произведение носит явно шутливый подзаголовок «рассказ»). Вскоре Чехов убедится, что это в высший степени серьезный прием смыслового развития.

Обращает на себя внимание, чем недоволен молодой Чехов в стиле русских прозаиков и где он ищет альтернативу. И то и другое можно ощутить по его ранним стилизациям. Так, в рассказе «Который из трех?» автор иронизирует над пейзажными описаниями в тургеневском духе: «Будь я мастер описывать природу, я описал бы и луну, которая ласково глядела из-за тучек и обливала своим хорошим светом лес, дачу, Надино личико...» (I, 232). В данной фразе как будто действительно начато пейзажное описание. Однако оно тут же обрывается, точно приведенная из какого-то чужого прозаического текста цитата, и в следующей фразе Чехов уже заменяет начатое медлительное описание на беглый его пересказ: «Описал бы и тихий шепот деревьев, и песни соловья, и чуть слышный плеск фонтанчика...» (I, 232). Причем перед нами, что бросается в глаза, не просто пересказ пародируемого элемента (то есть традиционного прозаического описания природы). Тут нечто иное – пересказ, явно спроецированный на поэтический стиль Афанасия Фета. Иными словами, это краткий пересказ стереотипов прозы, сделанный на основе стилевых средств одного из самых лаконичных русских лирических поэтов. Шепот, песни соловья, плеск фонтанчика соотносятся даже со строками конкретного фетовского произведения, где картина, как это обычно у Фета, создана несколькими штрихами-деталями и эллипсисами («Шепот. Робкое дыханье. Трели соловья. Серебро и колыханье сонного ручья»).