Эта глава начинается с рассказа о том, что в деревню приехала Настасья, которая сквозь слезы поделилась своим горем: «А Егор-то… Егор-то!..»
Женщины не хотели верить, что деда Егора больше нет. Все оставшиеся в Матере люди собрались в богодуловском жилье, потому что выбирать, искать что поприличней не приходилось…
«Рабочие, которые очищали остров, в сердцах сказали женщинам: «Ну что, бабки, с вами делать? Неумные вы старухи… Ну вас. Поджигайте эту крепость сами, раз такое дело».
Как только мужики ушли, приехал Павел. Он не знал, что делать с тетками: в одну лодку они не поместятся. Он предложил Дарье уехать сегодня, а за остальными приехал бы завтра. На что Дарья даже не ответила. Тогда Павел пообещал приехать через два дня за ними на катере.
И остались на всю деревню они вшестером. Слушали рассказ Настасьи об их жизни на новом месте, о болезни ее мужа – деда Егора – и его похоронах.
В 22-й главе повествуется о хлопотах Павла в поселке, о жизни людей в поселке. Автор сравнивает поселок с Матерой, и в этом сравнении выигрывает Матера.
Павел рассуждает о своей жизни: «Прошла, значит, жизнь – и не время еще, а прошла. И подумав об этом, вспомнил он опять о матери, о том, что надо как-то перевозить ее…» Придя домой, Павел узнал от жены, что приходил к ним Петруха, спрашивал о своей матери, Катерине. Через несколько минут, в дом к Павлу пришли Петруха и Воронцов, который спросил, где же старухи. Павел ответил, что они остались в Матере, в бараке. Воронцов сказал, что нужно срочно вывозить, завтра будет в деревне государственная комиссия.
Решили ехать за бабками сейчас же. Но собирались долго и выехала уже в темноте. До катера добрались на автобусе. Разбудили сторожа. Сели на катер и поплыли. Павел сказал, что наверное, переплыли. Был туман, который мешал ориентироваться на воде. Катером управлял Галкин, поэтому Павел сидел и подумал: «Будь что будет».
Заглушив мотор, они стали ходить по острову и впотьмах искали оставшихся на нем женщин.
План произведения
1. Прекрасный остров на Ангаре – деревня Матера.
2. Последняя для Матеры весна.
3. Посиделки старух за чаем у главной героини старухи Дарьи Пинигиной. Беспокойство за родную Матеру
4. Известие от Богодула о разорении кладбища.
5. Беспокойные мысли о Матере сына главной героини Павла.
6. Поджог своего дома Петрухой.
7. Внук Андрей ведет с бабкой спор о техническом прогрессе.
8. Решение начальства через 1,5 месяца затопить Матеру.
9. Дарья Пинигина на разоренном кладбище со слезами прощается с могилами своих родителей.
10. Дарья с горечью готовит свою избу к сожжению.
11. Сожжение Матеры.
12. Старухи и Богодул остаются в единственном уцелевшем бараке.
Живи и помни
Распутин – писатель уже послевоенного поколения, на войну пришлось его детство, но этот период истории стал одним из тех исключительных испытаний, которые потрясают все уровни народного бытия, глубоко залегают в судьбах и психике не одного поколения и оставляют след навсегда. Распутин нашел необычный, в нашей литературе мало разработанный поворот сюжета и характеров: представил историю дезертира и его жены.
Говоря об истории создания «Живи и помни», Распутин не раз отмечал, что в его воображении прежде всего возник чистый и прекрасный женский характер, поставленный в неразрешимое, истинно трагическое положение. Критика много и справедливо говорила об образе Настены как о нравственном центре повести. Вместе с ним немалой удачей писателя и, может быть, наиболее психологически новаторской, стал тип Андрея Гуськова, тщательно исследованный излом его души.
Чрезвычайную важность получают страницы воспоминаний Андрея о том, как он уходил на фронт. Недаром это та глубинная интроспекция, с которой счел необходимым тут же познакомить нас автор (4-я глава повести). Здесь обнаружена та первоклеточка душевной порчи Гуськова, которая и привела к страшному концу. Целый букет недобрых чувств владеет им: «злость, одиночество, обида, тот же холодный, угрюмый и неотвязный страх», но в лейтмотив всего этого куска текста писатель недаром выводит чувство обиды. С поразительной настойчивостью Распутин вбивает в читателя это слово: будь внимателен, здесь ищи первую бациллу. И на деревню, покидая ее, Андрей смотрел «молча и обиженно, он почему-то готов был уже не войну, а деревню обвинить в том, что вынужден ее покидать». Его реакция принимает уж вовсе, казалось, нелепый оборот: «невольная обида на все, что оставалось на месте, от чего его отрывали и за что ему предстояло воевать…» Его обидела даже Ангара, что течет так «спокойно и безразлично к нему».
Андрей сладко-мучительно сосредоточен на своем страдающем «я». Все «ехали шумно, ордой, вовсю отдавшись горькому веселью, хорошо понимая, что это последние свободные и безопасные дни. Андрей держался особняком…» Точно романтический юноша вдали от толпы, один, глядит он на проплывающие берега, ну прямо как шатобриановский Рене.