Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

«Друзья! – сказал я им, – настал нам день блаженный,
Наш замысл довершить великий и священный;
К спасенью Рима Бог нас силою облек,
И счастью всех претит единый человек…
………………………………………………
Искать ли случая? Но завтра он готов:
Он в Капитолии чтит жертвами богов,
И сам падёт, от нас на жертву принесенный
Пред Вечным Судией спасению вселенной.
Кто охранит его? Там наши все друзья;
Сосуд и фимиам ему вручаю я.
Да будет знаком вам, когда я сей рукою
Не фимиам – кинжал глазам его открою…

В курсе этих событий был и юный Пушкин. В набросках к 10 главе «Евгения Онегина» он писал:

Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.

Пушкин имеет здесь в виду свой ноэль под названием «Сказки», написанный в декабре 1818 года, когда Александр I вернулся в Россию после открытия заседаний Польского сейма и Ахенского конгресса, на котором присутствовали австрийский император и прусский король:

Ура! в Россию скачет
Кочующий деспот.
Спаситель горько плачет,
А с ним и весь народ.

Тогда впервые в тайном обществе декабристов прозвучала мысль о цареубийстве, но она тут же и отрезвила большинство вольнодумцев. Якушкин вспоминал: «На другой день … вечером собрались у Фонвизина те же лица, которые вчера были у Александра Муравьёва; начались толки, но совершенно в противном смысле вчерашним толкам. Уверяли меня, что всё сказанное в письме Трубецкого может быть и неправда, что смерть императора Александра в настоящую минуту не может быть ни на какую пользу для государства и что, наконец, своим упорством я гублю не только всех их, но и Тайное общество при самом его начале, которое со временем могло бы принести столько пользы для России. Все эти толки и переговоры длились почти целый вечер; наконец, я дал им обещание не приступать к исполнению моего намерения и сказал им, что если всё то, чему они так решительно верили вчера, не более как вздор, то вчера они своим легкомыслием увлекли было меня к совершению самого великого преступления; но что если в самом деле ничто не может быть счастливее для России, как прекращение царствования императора Александра, то сегодня своей нерешительностью и своими требованиями они отнимают у меня возможность совершить самое прекрасное дело, и в заключение объявил, что я более не принадлежу к их Тайному обществу».

Вспомним, что в 1819 году государь в одной из искренних бесед с Карамзиным сообщил, что решил, наконец, восстановить Польшу в её древних границах. Резкое несогласие Карамзина возымело своё действие: Александр I отказался от своих планов. Но его «либеральные» замыслы свою деструктивную роль сыграли: они ещё более подогрели в среде польской шляхты горделивую историческую мечту.

И вот, после смерти Александра I, 17 ноября 1830 года началось предсказанное Карамзиным польское восстание. Депутация от восставших поляков выставила перед Николаем I ультиматум – возрождение Великой Польши «от моря и до моря» с присоединением Карпат с Чёрным морем на юге и Днепра с Киевом на востоке. Николай I отклонил это требование.

12 декабря 1830 года был обнародован царский манифест, в котором государь заявлял: «С прискорбием отца, но со спокойной твёрдостью царя, исполняющего долг свой, мы извлекаем меч за честь и целость державы нашей». И далее в манифесте говорилось, что русские должны проявить по отношению к полякам «правосудие без мщения, непоколебимость в борьбе за честь и пользу государства без ненависти к ослеплённым противникам».

В это время во французской палате депутатов начались ожесточённые прения о политике Франции в русско-польском конфликте. Был создан Комитет по оказанию помощи восставшим полякам. В некоторых французских кругах подогревались реваншистские настроения. Поддержку восставшим полякам были готовы оказать Австрия и Германия. Над Россией нависла угроза нового военного нашествия.