Летом 1837 года Кольцова навещает в Воронеже Жуковский. Этот визит возвышает поэта в глазах отца, который к литературным трудам сына относится прохладно, однако ценит связи с высокопоставленными людьми, рекомендуя использовать их для продвижения торговых предприятий и успешного решения судебных дел.
В 1838 году он охотно отпускает сына в Петербург, где Кольцов посещает театры, увлекается музыкой и философией, тесно сходится с Белинским. Под влиянием критика он обращается к философской поэзии, создавая одну за другой свои «думы». В этот период происходит стремительный интеллектуальный рост Кольцова, достигает расцвета его поэтический талант.
В сентябре 1840 года Кольцов совершает последнюю поездку в столицу, чтобы закончить две тяжбы и продать в Москве два гурта быков. Но торговое усердие оставляет его: «нет голоса в душе быть купцом». В Петербурге он останавливается у Белинского, вызывая у великого критика искреннее восхищение глубиною таланта, острым умом и широтою натуры: «Кольцов живёт у меня – мои отношения к нему легки, я ожил немножко от его присутствия. Экая богатая и благородная натура!.. Я точно очутился в обществе нескольких чудеснейших людей».
Невыгодно завершив свои торговые дела, прожив вырученные деньги, Кольцов возвращается в Воронеж к разгневанному отцу. Охлаждение сына к хозяйственным хлопотам вызывает у отца упреки «грамотею» и «писаке». Начинаются ссоры. В семейный конфликт втягивается некогда близкая к поэту и любимая им сестра Анисья. Драму довершает скоротечная чахотка, которая сводит Кольцова в могилу 29 октября (10 ноября) 1842 года, 33-х лет от роду.
«Русские песни» Кольцова
В 1846 году выходит в свет подготовленное Белинским первое посмертное издание стихотворений Кольцова. В сопровождавшей его вступительной статье о жизни и сочинениях поэта Белинский разделяет его стихи на три разряда.
К первому относятся начальные поэтические опыты, ко второму – оригинальные «русские песни», которые и принесли поэту заслуженную славу, к третьему разряду – философская лирика, кольцовские «думы».
Поэтический феномен Кольцова Белинский объясняет особыми условиями жизни воронежского прасола. «Быт, среди которого он воспитался и вырос, был тот же крестьянский быт, хотя несколько и выше его. Кольцов вырос среди степей и мужиков. Он не для фразы, не для красного словца, не воображением, не мечтою, а душою, сердцем, кровью любил русскую природу и всё хорошее и прекрасное, что, как зародыш, как возможность, живёт в натуре русского селянина. Не на словах, а на деле сочувствовал он простому народу в его горестях, радостях и наслаждениях.
Он знал его быт, его нужды, его горе и радость, прозу и поэзию его жизни – знал их не понаслышке, не из книг, не через изучение, а потому что сам, и по своей натуре и по своему положению, был вполне русский человек».
«Русская песня» вынесла Кольцова на непревзойдённую высоту среди современных ему писателей. Жанр «русской песни» возник в конце XVIII века и получил особую популярность в 1820–1830-е годы XIX столетия, в эпоху исключительного подъёма русского национального самосознания после Отечественной войны 1812 года. Этот жанр родился на пересечении книжной поэзии и устного народного творчества. Но у современников Кольцова он не поднимался над уровнем более или менее удачной стилизации. Литературная поэзия в «русских песнях» Дмитриева, Мерзлякова, Глинки снисходила к фольклорным текстам, имитируя их образы, сюжеты. Кольцов шёл к литературной песне от «почвы», от устной народной поэзии, которую чувствовал более органично, непосредственно и глубоко, чем его собратья по перу, не исключая и Дельвига.
Песням Кольцова нельзя подобрать какой-нибудь «прототип» среди известных фольклорных текстов. Кольцов сам творил песни в народном духе, овладев им настолько, что в его поэзии воссоздается мир народной песни, сохраняющий все признаки фольклорного искусства, но уже и поднимающийся в область собственно литературного творчества.
В «русских песнях» Кольцова ощущается общенациональная основа. Добрые молодцы, красные девицы, пахари, косари, лихачи-кудрявичи – характеры общерусского масштаба, как в фольклоре. Но общенародное чувство передается Кольцовым с таким трепетом сиюминутности, с такой полнотою художественности, какая фольклору несвойственна. В «русской песне» ощутима душа творца, живущего с народом одной жизнью. Читая Кольцова, присутствуешь при таинстве приобщения «индивида» к «чувству общенародному». Кольцов проникает в самую суть, самую сердцевину народного духа, и прежде всего в поэзию земледельческого труда.