Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Московский университет

В 1830 году Лермонтов завершает обучение в Благородном пансионе и поступает на нравственно-политическое отделение юридического факультета Московского университета. Открывается период страстного увлечения Лермонтова английской литературой и творчеством Байрона. В стихотворении «Не думай, чтоб я был достоин сожаленья…» (1830) поэт равняется на Байрона, соотносит с ним свои идеалы и мечты:

Я молод; но кипят на сердце звуки,
И Байрона достигнуть я б хотел;
У нас одна душа, одни и те же муки;
О если б одинаков был удел!..

Однако меру лермонтовского «байронизма» нельзя преувеличивать. Не случайно два года спустя поэт напишет стихи:

Нет, я не Байрон, я другой,
Ещё неведомый избранник,
Как он гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.

В чём же проявилась «русская душа» Лермонтова и что отличает её от Байрона? Исследователь творчества Лермонтова С. В. Ломинадзе обращает внимание, что стихотворению «Нет, я не Байрон…» предшествует «Поле Бородина» (1830–1831), первый подступ к зрелому произведению Лермонтова «Бородино». В этом стихотворении, ещё глубоко романтическом по колориту, уже проступают коренные приметы народной войны, а поэт, в отличие от Байрона, преодолевает эгоистическую сосредоточенность на себе:

Всю ночь у пушек пролежали
Мы без палаток, без огней,
Штыки вострили да шептали
Молитву родины своей.

В мировоззрении поэта ощутима психология русского солдата, готового принять смертный бой ради спасения национальных святынь. Молитвенно сосредоточена тишина русских дружин перед боем:

Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
     Перекрестился я.

Отличие «русской души» Лермонтова от Байрона ещё ярче проступает в решении темы Наполеона. В 1815 году войска англичан с помощью прусских союзников разбили армию Наполеона при Ватерлоо. Для Англии эта победа была сопоставимой с русским Бородино. Сразу же после этой победы Байрон написал стихи «Прощание Наполеона». Подзаголовком «с французского» он застраховал себя от английской цензуры и от возмущения своих соотечественников-англичан. Наполеон Байрона мечтает о реванше, о кровавой мести врагам-англичанам. При этом Байрон ему глубоко сочувствует. Прощаясь с Францией, Наполеон говорит:

Меня призовёшь ты для гордого мщенья,
Всех недругов наших смету я в борьбе.
В цепи, нас сковавшей, есть слабые звенья:
Избранником снова вернусь я к тебе!

У Лермонтова в стихах наполеоновского цикла («Наполеон», «Святая Елена», «Эпитафия Наполеона», «Воздушный корабль», «Последнее новоселье») нет и намёка на воспевание воинственных замыслов завоевателя. Наоборот, основная тема у Лермонтова – это Наполеон поверженный, страдающий в изгнании, на «острове уединённом», уже оставивший «и честолюбие, и кровь, и гул военный». В «Воздушном корабле» высокий дух усопшего императора томится в одиночестве и в день кончины всегда навещает далёкую родину, тщетно ищет там своих друзей:

И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Другие ему изменили
И продали шпагу свою.

Глубокая печаль, которой наполнены эти строки, далека от гнева героя Байрона. У Лермонтова речь идет о другом. Не байронический сверхчеловек, а незаурядная личность, обречённая за грехи на одиночество и страдание, вызывает наше сочувствие в лермонтовских стихах:

Стоит он и тяжко вздыхает,
Пока озарится восток,
И капают горькие слёзы
Из глаз на холодный песок.

Поэтому романтический образ Наполеона-изгнанника не вступает у Лермонтова в конфликт с патриотической темой «народной войны» в стихах «Два великана», «Поле Бородина», «Бородино». В них Наполеон предстаёт в ином состоянии, как завоеватель и «трёхнедельный удалец», поверженный «русским великаном» («Два великана», 1832):

И пришёл с грозой военной
Трёхнедельный удалец,
И рукою дерзновенной
Хвать за вражеский венец.

Но улыбкой роковою

Русский витязь отвечал:
Посмотрел – тряхнул главою…
Ахнул дерзкий – и упал!

«Русская душа» Лермонтова осуждает эгоизм Наполеона-завоевателя, но не отказывает побежденному врагу в сострадании и сочувствии.