С 1859 года обилие обличительного материала приводит к выпуску особого приложения к «Колоколу» – «Под суд!». Газета распространяется по всей России, она проникает даже в царский дворец, и Александр II требует, чтобы очередной выпуск «Колокола» лежал на его рабочем столе.
Но уже в 1859 году возникает конфликт Герцена с революционными разночинцами из журнала «Современник». Герцен не принимает резкую критику русского либерализма, начавшуюся в «Свистке» – открытом в 1859 году сатирическом приложении к журналу «Современник». Герцен счёл эту критику преждевременной. Ему казалось, что у либерализма в России есть историческая перспектива. В статье «Verydangerous!!!» («Очень опасно!!!», 1859) Герцен предупреждает: «Истощая свой смех на обличительную литературу, милые паяцы наши забывают, что по этой скользкой дороге можно
Далее Герцен берёт под защиту «лишних людей». Добролюбов в статье «Что такое обломовщина?» объяснил истоки их бездействия паразитическим образом жизни – следствием барского воспитания. Герцен возражал: «Онегины и Печорины были совершенно истинны, выражали действительную скорбь и разорванность тогдашней русской жизни. Печальный рок лишнего, потерянного человека только потому, что он развился в
«Колокол» был настолько авторитетным изданием, что позиция Герцена, его выпады против деятелей «Современника» встревожили редакцию журнала. В 1859 году Н. Г. Чернышевский ездил за границу и тайно встречался с Герценом, чтобы снять возникшие недоразумения. Но к общему согласию они не пришли. Более того, Герцен подвёл итоги этому свиданию в новой статье под названием «Лишние люди и желчевики» (1860). Здесь он ещё раз выступил против скептической оценки «Современником» исторической роли дворянства, особенно дворянской интеллигенции эпохи Белинского и Грановского: «Лишние люди были тогда столько же
Одновременно Герцен дал резкую историческую характеристику поколению Чернышевских и Добролюбовых, которое сформировалось в удушливые годы «мрачного семилетия»: «Первое, что нас поразило в них, это лёгкость, с которой они отчаивались во всём, злая радость их отрицания и страшная беспощадность. <…> Добрейшие по сердцу и благороднейшие по направлению, они, то есть желчные люди наши, тоном своим могут довести ангела до драки и святого до проклятия. К тому же они с таким апломбом преувеличивают всё на свете – и не для шутки, а для огорчения, – что просто терпения нет. На всякое “бутылками и пребольшими” у них готово мрачное “нет-с, бочками сороковыми!”»[62]
.Этот конфликт, возникший на вершине общественного подъёма 1860-х годов, не только не смягчился со временем, но всё более обострялся. Когда Герцен вместе с Бакуниным и Огарёвым поддержали в 1863 году восставших поляков, «Колокол» стал стремительно терять своих читателей. Даже либеральные круги русского общества теперь отвернулись от него.
Одновременно обострялись разногласия Герцена с «молодой эмиграцией», хлынувшей за границу после спада общественного движения 1860-х годов. Герцен имел теперь возможность внимательно присмотреться к этим «молодым штурманам будущей бури» и с огорчением подметил в них черты глубокой исторической болезни:
«Из народа было мало выходцев между ними. Передняя, казарма, семинария, господская усадьба, перегнувшись в противоположное, сохранились в крови и мозгу, не теряя отличительных черт своих. На это, сколько мне известно, не обращали должного внимания.