Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Именно теперь он взял на себя рискованное бремя – стал редактором журнала «Библиотека для чтения». И когда в декабрьской книжке этого журнала он напечатал в 1861 году злополучный фельетон за подписью «Старая фельетонная кляча Никита Безрылов», в обществе поднялась целая буря. На первый взгляд, фельетон достаточно безобиден. Никита Безрылов посмеялся в нём над вводимым в воскресных школах обращением с учениками на «вы», коснулся курьёзных последствий женской эмансипации, высмеял модные тогда литературные вечера, не пощадив, кстати, и себя самого в числе их участников, сделал иронические выпады в адрес журналов «Искра» и «Современник». Но пошутил он явно не к месту и не ко времени. Этого-то «безрыловского» шутовства ему и не простили современные «прогрессисты». С оскорбительной бранью выступил журнал «Искра», «Искру» поддержал «Современник»… Редактор «Искры» В. С. Курочкин вызывал писателя на дуэль… Обескураженный Писемский уезжает за границу, безуспешно ищет понимания и защиты от «желчевиков» у Герцена, с которым встречается в Лондоне…

К этому времени случается ещё одно событие, окончательно подорвавшее его литературную репутацию. Писатель, знавший характер русского мужика из первых рук, считал умозрительными и утопическими надежды революционеров-демократов на крестьянскую революцию, Ход реформы 1861 года ещё более укрепил его в правоте своих воззрений. В письме от 24 марта 1861 года он сообщал Тургеневу: «…Хочу уж отправиться в деревню составлять в своём именьишке и в имении тётки уставные грамоты. Не знаю как в деревне, но здесь народ принял объявление о свободе самым равнодушным образом: я это знал наперёд, тех нравственных привилегий, которые он тут получил, он ещё не понимает и не оценивает, а что в материальном отношении его положение весьма мало улучшилось, а в других местах ещё ухудшилось, – это он видит хорошо».

В июле 1861 года Писемский обращался к Тургеневу в Париж уже из Печур: «Более месяца, как я в деревне, поехал отдохнуть, успокоиться, поработать, а между тем… отовсюду окружающий вас крестьянский вопрос, по милости которого из русского человека так и лезут разного рода таящиеся в нём мерзости, как-то: тупость, мелкое своекорыстие, подлое вольничанье, когда узду несколько поотпустили, а с другой – злящаяся, но уже беззубая власть – словом, каждый день самые отвратительные и возмутительные сцены».

Визит Писемского в Печуры и Раменье летом 1861 года явился важной вехой в его творческой биографии. Здесь, судя по письмам к Тургеневу, он впервые на собственном опыте ощутил драматические последствия первых шагов реформы «сверху». Крестьянские эпизоды романа «Взбаламученное море» (1863) создавались по следам костромских – печурских и раменских впечатлений. Любопытны тут и биографические параллели. Главный герой романа, дворянин Бакланов, отправляется из Петербурга в провинциальную глушь, в имение тётки, подписывать уставные грамоты: «Почтенная девица сия, как только был получен первый манифест об освобождении крестьян, захирела и померла: “Я родилась и умру госпожой своих людей!” – были почти последние её слова перед смертью».

В романе даётся широкая панорама русской жизни 1850–60-х гг. от столиц до провинциальных глубин. Верный принципам своего реализма, Писемский не стремится поучать читателей: «мы имеем совершенно иную (чтобы не сказать: высшую) цель и желаем гораздо большего: пусть будущий историк со вниманием и доверием прочтёт наше сказание: мы представляем ему верную, хотя и не полную картину нравов нашего времени, и если в ней не отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся её ложь». Скептический взгляд Писемского на ход и результаты великой реформы связан с осознанием незрелости русского общества, «не привыкшего к самомышлению»: «после рабского повиновения властям» – такое же рабское, «насильственное и безотчётное подчинение модным идейкам».

Главный герой, дворянин и либерал Бакланов, – «представитель того разряда людей, которые до 1855 года замирали от восторга в итальянской опере и считали, что это высшая точка человеческого назначения их на земле, а потом сейчас же стали, с увлечением и верою школьников, читать потихоньку “Колокол”. Внутри, в душе у этих господ <…> никакого самоделания, но зато натираться чем вам угодно снаружи – величайшая способность!»

Впервые в русской литературе, предвосхищая «Бесов» Достоевского, Писемский показывает генетическую связь русского либерализма с нигилизмом, «отцов» с «детьми». Либерал Варегин говорит о нигилистах: «…Они плоть от плоти нашей, кость от костей наших. То, что мы делали крадучись, чему тихонько симпатизировали, они возвели в принцип, в систему; это наши собственные семена, только распустившиеся в букет».